[Доктор Айзен]

Название: Все будет хорошо
Автор:  Блудный Автор
Размер: миди, 8468 слов
Пейринг/Персонажи: Ройд Ллойд/Лойд Ллойд, Яхве, Базз Би, Хашвальт
Категория: слеш
Жанр: драма
Рейтинг: PG-13
Предупреждения:инцест
Краткое содержание: их всегда было двое

Все было хорошо, на самом деле. Они сидели на берегу мелкой неторопливой реки и смотрели в небо, сухое и матовое от долгого отсутствия дождя. Пели птицы, от стрекота насекомых в траве закладывало уши, над головами хлопали лохматыми ветками высоченные, растрепанные ветром клены.

И все было хорошо. Только вот Ройд плакал.

Лойд хотел его потрогать, но не мог решиться. Это ведь Ройд, еще подумает, что его жалеют, обидится и точно не будет разговаривать с Лойдом. Долго так, упорно и очень показательно. Будет ходить, хмуриться, надувать щеки – но не скажет ни слова. Младший братишка, мстительная зараза, любимая маленькая дрянь.

Ройд тер разбитую коленку и прижимал раскрытую ладонь к уху. Между пальцами сочилась кровь – светлая глянцевая ниточка, бледно-красная, цветом как клубничный сок.

– Давай промоем рану и завяжем бинтом, – предложил Лойд.

Ройд мокро шмыгнул носом и потер лицо кулаком, размазывая слюни и сопли по щекам.

– Тогда он решит, что я слабак и не мужик, раз прячу свои шрамы.

– У тебя нет шрамов, – возразил Лойд. – Ты падал в эти кусты пять раз только за это лето, и ни разу ни одного шрамика не осталось.

– Теперь будут, – Ройд упрямо вскинул подбородок, располосованный острой яблоневой веткой. – Здесь и здесь, – он потрогал себя за ухо и за колено.

– Все равно промыть надо, – сказал Лойд и зарыл ноги в теплый сухой песок. Здесь, рядом с речкой, он был скрипучим и вонял ужасно, от него ноги еще неделю пахли тухлой рыбой и стоялой водой. – Иначе загноится и вообще ухо отрезать придется. И не увидит никто твоего шрама.

Ройд задумался. Шрамы ему очень нравились, точно. Он с восхищенным азартом смотрел на старого деревенского мясника – у того вся спина и руки были в шрамах, будто он был колдовской куклой и сплели его из жестких цветных нитей. Поговаривали, что в молодости этот мясник с голыми руками на медведя ходил. Победил, конечно – да и кто в таких историях не побеждает или хотя бы не выходит со зверем в ничью, – но и медведь оказался что надо, упертый. Разодрал мясника на такие мелкие полосочки, что потом сшивали все деревенские лекари вместе.

И вот на эти старые шрамы, уродливые, бугрящиеся, не темнеющие на солнце, Ройд мог смотреть часами. Спрячется за амбаром или заберется на чердак к соседской старухе – и глядит с восхищением, аж дышать забывает. Лучше бы он так на девок смотрел, дурень необразованный. Девки у них в деревне были что надо.

– Промыть надо, – нехотя согласился Ройд, и Лойд, забывший о его присутствии, с испугу поджал пальцы. Песок заструился по ногам, маленький круглый жук перебежал через ногу и засеменил к воде. Лойд подул в его сторону, и жук завалился набок, смешно размахивая лапками.

Ройд скептически смотрел на это все, не мигал даже. Лойд смутился.

– Промыть, – напомнил он, растирая стремительно теплеющие щеки ладонями.

– Промыть, да, – согласился Ройд, приподнимаясь, и зашипел, когда на растревоженной коленке выступила свежая кровь. – Как думаешь, вода в речке сойдет? Можно ею промыть?

– Ага, – согласился Лойд, – и сразу бежать точить топор – чтобы уж точно с первого раза ухо отрезалось. Совсем дурак, да? Там же этот, который хозяин пивнушки, свою свинью вчера купал. Ты свинья, что ли?

– Дома тетка ругаться будет, – пожал плечами Ройд и поморщился. Кровь из рассеченного уха закапала ему на плечо. Ройд плюхнулся на спину и широко распахнул глаза в небо. – Она всегда ругается, бестолковая женщина.

– Она ругается, потому что ты все время отовсюду падаешь и рвешь новые вещи, – на правах старшего принялся восстанавливать справедливость Лойд. – А не потому что женщина. И уж тем более, не бестолковая. Как бы ты без нее читать научился?

– Мне бы Император помог, – Ройд мечтательно закатил глаза. – А я бы в честь него набил себе крест на всю спину. Синий.

– Ну да, и третий глаз на лбу, – Лойд перекатился, устроился животом на животе Ройда. – Чтобы во все три глаза пялиться на него.

– Ты не понимаешь, – вздохнул Ройд и глубоко вдохнул – Лойда подняло и опустило. – Что ты вообще делаешь?

– Дезинфицирую, – ответил Ройд и еще разок лизнул рану на ухе. Солоно, кисло, ярко, не сок – ягодное вино. – Не шевелись.

Ройд замер. Не закаменел, не напрягся – затих, расслабленный и уставший. Дышал легко и размеренно, редко моргал и иногда отфыркивал с лица отросшую вьющуюся челку. Иногда, когда Ройд фыркал особенно громко и настойчиво, Лойд отрывался от своего занятия и кончиками пальцев отводил светлые волосы с его лба. В распахнутых голубых глазах отражалось небо и обрывки облаков; Лойд наклонялся, пытаясь разглядеть эти облака получше, и как-то так получалось, что они с Ройдом начинали целоваться.

Во рту было кисло от крови и очень смешно – от того, что Ройд, ни разу даже девками не целованный, пытался своим языком залезть под язык Лойда. Вонючий речной воздух перебирал волосы на затылке, лез под майку, и становилось еще более неловко.

В какой-то момент Ройд оттолкнулся локтем от песка, боднул в плечо, и Лойд послушно перекатился на спину, жмурясь и громко дыша ему в рот. Солнечный свет упал в лицо, обжег глаза, и из-за слез Лойд мог видеть только расплывчатые очертания: большая, просто громадная подушка неба, вся в ватных прорехах облаков, качающиеся далекие клены и лицо Ройда, довольное и светящееся. Счастье казалось настолько сильным, что от него можно было умереть.

Лойд бы, наверное, хотел, чтобы эта секунда не закончилась никогда. Чтобы у всех семья, дети, работа за хорошие деньги. А у него – небо и Ройд.

Конечно, Ройду надо было все испортить.

– Как думаешь, Император сразу возьмет нас к себе? Мы же круто стреляем из лука, да, да?

Лойд сжал зубы и выдыхал так долго, что закололо в груди. А потом все-таки дал Ройду в нос.

***

Император был высоким, сухим и черным, как выгоревшая на солнце гречиха. И так же не умел уступать. Очень давно Лойд слышал сказку про то, как гречиха, не склонившись перед напором ветра, переломилась и погибла.

Император выглядел так, что было ясно – любой ветер рассеется раньше, чем он переломится.

Ройд смотрел на Императора, широко раскрыв глаза и рот. Он не реагировал на свое имя, на шутки, намеки и подколы – и да, Лойд решился даже отпустить пару саркастичных замечаний в присутствии Императора. Просто потому, что ему нужен был его Ройд. Немедленно. А тот никак не мог закрыть рот и ни на что не реагировал.

– А еще мы целуемся, – заявил Лойд с обидой. – Иногда.

Лицо Императора сделалось удивленным до смешного. Он отослал солдата, кинувшегося помочь с подводами, и медленно подошел. Взял подбородок Лойда двумя пальцами и внимательно посмотрел в глаза.

– Даже так, – произнес он, растягивая слова, и во всем его внимании сквозила неприкрытая угроза. Никто вокруг не двинулся, но Лойд чувствовал себя так, словно на него навели несколько сотен луков. – Как взрослые?

– Мы и есть взрослые!

– Разумеется, – Император крепче сжал пальцы и вдруг улыбнулся. И если Лойд умел различать моменты своих грандиознейших решений, то сейчас был именно он. Спорить с Императором вообще было… чревато. – Я хочу, чтобы вы были одинаковыми. Абсолютно. Неотличимо. Ты понял меня?

Лойд кивнул. Тетка рассказывала им, что скоро настанет конец света, и только лучшие из лучших смогут получить путевку в будущее. Кажется, он только что получил лучший шанс в жизни.

– А если случится что-нибудь? – сказал он, так же нагло глядя в глаза. Где-то, почти слышимая, билась в истерике его истончающаяся удача. – А если мы изменимся? Мы же еще растем. Всякое может произойти.

– Исправь это, – Император одернул руку так резко, словно обжегся о подбородок Лойда. – Ты же умный мальчик.

– А если…

Император развернулся, и в его ладонь в ту же секунду легли поводья. Длинные волосы тронули Лойда за щеку. Ройд стоял с тем же глупым видом, что и раньше. Разве что подступающие сумерки сделали его вид еще более несуразным.

После отъезда Императора он еще долго молчал, разглядывая нитку горизонта блестящими счастливыми глазами. Тетка молча накормила их птичьими потрохами и, ни слова не говоря, ушла греметь тазами в сарай. Лойд хотел пойти помочь – раз уж с ним все равно отказывались разговаривать, – но голос Ройда его остановил.

– Он трогал тебя.

– Когда ты говоришь об этом вслух, это выглядит особенно пошло, – Ройд подцепил из тарелки кусочек яблока в сахаре и сунул в рот.

Тетка в этот вечер расщедрилась на сладкое – тоже, небось, какая-нибудь суеверная ерунда, вроде того что Император самолично потрогал Лойда, и теперь их деревне грозит месяц сплошного счастья. Что только люди не придумают, лишь бы оправдать череду случайностей.

– Ты что! – Ройд сделал страшные глаза. – Это же… Как ты можешь так говорить? Он же Император! А ты – такое… – Он закрыл глаза ладонями и замолчал, то ли собираясь с мыслями, то ли предаваясь воспоминаниям. Лойд глядел на него и чувствовал себя неприлично счастливым от одной только мысли о том, что сегодня всю ночь будет держать Ройда за руку.

– Согласен, я наговорил всякого, – согласился Лойд и переплел пальцы с Ройдом. – Но это ты у нас, когда боишься, затыкаешься и киснешь, как старый компот. А я несу всякое.

Ройд наклонил голову вбок, и челка погладила его по носу, по светлым прозрачным веснушкам, мелким-мелким, как песчинки с речного берега. Наверное, он опять думал что-то о своем Императоре и том, как преданно будет служить ему, когда вырастет – станет лучшим воином, дослужится до советника. Когда Император приедет в следующий раз, он обязательно оценит такую преданность и, может, даже возьмет его с собой. Вместе с Лойдом, конечно. Куда он без Лойда.

Лойд просто дышал. Тепло, идущее от остывающей печки, забивалось за шиворот, мягкими лапами обнимало за живот, облизывало щеки. Лойд держал Ройда за руку и думал, что никуда его от себя не отпустит. Если этому дураку стукнет в голову примкнуть к шинигами, или взять кочергу и пойти охотиться на пустых, или тоже на медведя, с голыми руками, чтобы шрамы точно остались, – пусть так. Лойд пойдет вместе с ним. Ведь Ройд у них маленький и глупый, кто-то должен думать и за него тоже.

– Если у тебя ухо загноится, твой Император это не оценит, – сказал Лойд, опуская взгляд. Неудачно так опуская, на сцепленные пальцы. В горле сразу стало горячо и солоно, как бывает, когда очень долго сдерживаешь слезы.

– Это и твой Император тоже, – Ройд тоже смотрел на переплетенные пальцы. – И ничего у меня не загноится! Раньше же никогда не гноилось.

– Это потому что на тебе все заживает, как на бродячей собаке.

– Лучше – как на бродячем медведе, – развеселился Ройд и расставил руки в стороны, изображая что-то большой, бесформенное. Лойд с сожалением дернулся за его ладонью, но вовремя остановил себя. – Медведи хотя бы сильные, куда всем этим собакам!

– Как будто ты где-то видел не бродячих медведей, – Лойд боднул Ройда в грудь. Тот покачнулся и шлепнулся на пол, в сизый подскамеечный полумрак; рыжие тени забегали у него в волосах. – Медведем быть плохо, обязательно найдется какой-нибудь мясник без тормозов.

– И с голыми руками! – Ройд вскинул кулак, резко схватил Лойда за штаны и дернул на пол. – Ну, держись!

Они с громким хохотом покатились по полу, задевая стол, скамейку, стоящий в углу сундук, свалили метлу, втиснутую в самый темный угол. Щеки Ройда быстро вымазались черной гарью, летящей с печки, волосы посерели. Весь он стал серым, чумазым, порос пылью, как мехом, словно лесное чудовище – а еще зубы блестели в темноте, белые и острые.

Лойд уложил его на спину, прижал собой, не давая вырваться. Рассмеялся, когда возле уха щелкнули челюсти.

– Я лучший охотник в мире! – возвестил он, секундно теряя бдительность.

Ройд, быстрый, гибкий, с поистине звериным чутьем, не мог этого не заметить. Дернул коленями, подбрасывая Лойда на себе, умудрился вырвать руки из крепкой хватки, схватился за ворот майки и прижался ко рту пыльными губами.

Лойд немедленно подхватил новую игру. Собрал с его губ вкус жареных лепешек, сладких яблок и печного угля, погладил по худым плечам, потрогал большим пальцем острую ключицу в растянутом вороте, потерся об ногу.

– Охотники так не делают, – захныкал Ройд, облизывая губы и задыхаясь.

– Медведи тоже, – фыркнул Лойд и заморгал, не в силах избавиться от ужасной картинки. – Ухо, – вспомнил он. – Обработать надо.

– К дьяволу ухо! – прогромыхал Ройд, с рычанием переворачиваясь и подминая Лойда под себя.

Он дурачились до самой поздней ночи, пока тетка не пришла и не прогнала их мыться на речку. Ройду в затылок прилетела масляная, пропахшая пирогами тряпка, и они долго ругались с теткой по этому поводу, громко перекрикиваясь на пороге. Лойд стоял, привалившись к старой побитой ограде, в которой досок было как зубов у старого мельника, и слушал их крики.

Ройд, сверкавший в ночи белыми глазами, казался злобным духом, набежавшим на деревню в поисках ночлега. Перемазанное сажей лицо пропадало в темноте, и видны были только глаза, зубы, волосы и хлопающая на ветру рубашка. Лойд потер кончиками пальцев под горлом, разгоняя густой комок.

– Все, пошли, устал я с ней ругаться, – Ройд пронесся мимо, на ходу хватая Лойда за руку. Голос у него осип и хрипел деревянным колесным скрипом. – Глупая женщина!

На речке они резвились, пока не промерзли до костей, и потом еще долго бегали вдоль берега, согреваясь.

Вернувшись домой, Ройд смог только закутаться в старый ватник с головой – и тут же уснул, прижавшись всем телом к Лойду. А Лойд лежал с открытыми глазами, считал дырки в крыше, которые нужно будет залатать в первую очередь, и думал, переживет ли эта крыша первый же сильный ливень или опять придется проситься на ночлег к старому мельнику.

Тетка, думая, что все спят, молилась на кухне. Громко, отчаянно, тревожно. За упокой родительских душ и за здоровье сироток. Лойд обнимал Ройда, проваливаясь в ее рокочущий голос, будто в речную воду. Ему было тепло и спокойно.

А ухо у Ройда наутро все-таки загноилось.

Ройд целую неделю рассекал по деревне, крайне этим довольный. Не позволял никому обработать или даже притронуться – только завистливо смотреть издалека. Ухо налилось красным и даже на вид было опухшим и горячим, а Ройд все равно хорохорился:

– Ну и что, что больно. Зато как у настоящего мужчины!

– Дурак ты, – сказал ему Лойд, когда очередная попытка подкрасться сзади со смоченной в травяном настое тряпкой провалилась. Лойд неудачно навернулся с лестницы, и тряпка теперь нужна была ему самому. На локте переливался здоровенный бордовый синяк.

Ройд удивленно посмотрел на него, моргнул и ушел обижаться в лес.

– Непутевый он у тебя, – сказала тетка, качая головой. Синяк Лойда привел ее в ужас. – Совсем слабенький на голову. Одни проблемы от таких.

Лойд слушал ее и молчал. Соглашаться было обидно, спорить – неловко, да и правду ведь тетка все-таки говорила. Как есть непутевый.

Непутевее Ройда был только Ганс, мясниковский сынок. Но тот и говорил плохо, и смотрел в две стороны разом. А ведь ему уже ко второму десятку было.

Зато Ройд был везучий: падал без синяков, пропадал без приключений – и даже иногда переживал по этому поводу, – влюблялся мимолетно и всегда держался Лойда как старшего. И все равно Лойд запереживал, когда Ройд не вернулся ни к ужину, ни к завтрашнему утру. Хотел искать пойти, но тетка удержала, сказала, дождь собирается, и отправила латать крышу в самых опасных местах. Да и чутье молчало. А чутье на Ройда не подводило Лойда еще никогда.

Поэтому Лойд согласно кивнул, взял молоток с гвоздями, полез на крышу, и этот дождь они переждали без особых опасений.

Ройд вернулся к ночи, грязный, мокрый, весь опухший – то ли от грязи, то ли от слез, то ли покусал кто. Лойд даже ничего спросить не успел – Ройд упал ему на плечо, схватился за рубашку крепко и заревел, как маленький. Да так и уснул, размазывая носом глину по плечу Лойда.

– Шрам останется, – пояснил Ройд с утра, показывая ухо.

Колени у него зажили уже давно, только кожа на местах прошлых страшных ссадин была немного светлее. А на ухе действительно остался шрам, длинный, мохристый, словно собаки за мочку драли. Ройд прикрывал его руками и больше не гордился.

– Подумаешь, – хмыкнул Лойд и промокнул ухо тряпкой. – Не смертельно же.

– Император сказал, чтобы мы одинаковыми были, – Ройд снова шмыгнул носом и собрался реветь; слеза дрожала на самых кончиках светлых ресниц, как роса на одуванчиковом листке. – Как я теперь ему покажусь. Такой.

Лойд рассеянно погладил его по вздрагивающей спине, старательно подбирая слова для утешения и уже понимая, что невозможно подобрать таких слов. Мечта об императорской армии была для Ройда всем. Потерять ее сейчас было все равно что нести умирающему от жажды воду в пригоршне и споткнуться на самом крыльце.

Не долго думая, Лойд поднялся с вороха одеял, под недоверчивым рассеянным взглядом Ройда ушел в теткину комнату и нашел ножницы. Выскочивший следом Ройд с криком попытался схватить его за руку, но не преуспел. Лойд зажмурился.

Крови было много.

***

О следующем годе Лойд помнил мало. Он уснул в своей кровати в августе, а потом был сон, длинный, выматывающий, бесконечный. Горели леса, падали крыши, и вода выходила из берегов, затапливая поляны и просеки. Кричала толпа, густая, кровожадная, кричала громко что-то против Императора, а Лойд молчал.

Его толкали из стороны в сторону, зло шептали на ухо: «Чего молчишь? Императорский, да? Императорский?», – и били локтями в грудь, когда он молчал.

Сами вы императорские, муравьи чертовы, думал он с такой злостью, какой никогда в себе не представлял. Толпа ревела, качала его из стороны в сторону как лодку на девятом вале, била голыми руками и глазами смотрела страшными, налитыми кровью. Лойд бежал сквозь толпу к свету, голубому и чистому, как небо, и ему не было больно. Ему было страшно от того, что в его ладони не было ладони Ройда. Сердце подскакивало к горлу и падало вниз, падало, падало, беспокойное.

А потом вдруг все закончилось. И страх закончился, и боль закончилась, и голубой свет затопил все вокруг, как воздух. Лойд сделал еще несколько шагов, а потом его колени подогнулись, и он упал лицом вниз на черную землю. И падал, и падал, как падало недавно его сердце, а падение все никак не заканчивалось.

И в тот раз Ройд позвал его по имени, жалобно так, одним выдохом:

– Лоооойд!

Лойд почувствовал его руку в своей, сжал крепче, вдохнул голубого воздуха и открыл глаза.

Он проснулся на каком-то поле посреди зимы. Вокруг, сколько хватало взгляда, лежали люди. У них были белые лица и раскрытые рты, спокойно смотрели в небо черные глаза. Никто не шевелился, не моргал и не дышал.

И только Ройд сидел рядышком на коленях и так знакомо тер глаза кулаком. Кожа на его руках высохла и растрескалась до крови, как если бы он очень долго гулял на морозе без варежек. Лойд подумал о морозе и вдруг почувствовал, что замерз. Поднявшийся ветер погнал порошу по земле, заморозил пальцы на ногах.

Ройд, заметивший движение, перестал тереть глаза. Посмотрел страшно-страшно – синие сухие губы, обломанные смерзшиеся ресницы, белые, все в инее брови – и кинулся на шею, вздрагивая и часто икая.

– Я долго спал, да? – сказал Лойд и услышал, как изменился собственный голос. Огрубел, словно простыл.

– Три дня, – ответил Ройд ему в шею. – Я сам недавно проснулся, а тут ты… спишь.

– Тетка где?

– Не знаю. Я этих никого не знаю. Они не из нашей деревни.

Лойд кивнул и погладил его по спине. Рубашка на Ройде была вся мокрая и ледяная, словно выстиранная в проруби. Как бы хотелось узнать, чем занимался непутевый братец эти три дня.

Лойд не спросил. Не время было. Когда-нибудь потом, когда они будут валяться на кровати, теплые и пресыщенные общением, и других тем просто не останется, он обнимет Ройда за шею и спросит, глядя в глаза: «Эй, братец, а чем ты был занят все то время, когда думал, что я мертв?» И тогда Ройд, может быть, ответит правду. А может, соврет – с ним совершенно невозможно угадать момент.

Ройд вздрагивал у него на груди и быстро успокаивался. Одной рукой обнимая его затылок, Лойд поднялся на локте и оглядел окружающую пустошь. Вдали снег собирался в маленькие вихри, искажал пространство, и иногда, когда глаза начинали слезиться от ветра, казалось, что на тебя идет маленькая белая армия.

Лойд сморгнул, но видение никуда не делось. Человек, закрывая лицо от снега, упорно шел вперед, перешагивая неподвижные тела. Прослеживались четче линии рук и плеч – все ниже талии утопало в снегу, и не было возможности ничего разглядеть.

Подойдя совсем близко, человек убрал руку от лица и выдохнул в воздух сгусток белого пара. Лойд улыбнулся и кивнул приветственно.

Сквозь белую пургу по ледяному миру к ним шел Император.

***

– У вас самые уебищные татуировки из всех, что я видел, – сказал Базз Би, закидывая руки за голову и ухмыляясь. Иногда Лойду казалось, что у того слишком много зубов во рту, и вот оно – самое время это исправить.

Лойд закрыл глаза и представил, как сейчас Ройд разорется и полезет в драку. Потом поскреб в затылке, досчитал до трех и передумал. Теперешний Ройд ни за что не полезет.

Время обтесало Ройда по всем военным стандартам: сделало крепче, послушнее, тише. Ройд стал реже ввязываться в драки, но чаще – язвить и запоминать обиды. Иногда Лойд думал, что это и не Ройд вовсе – его Ройд никогда не стерпел бы подобных слов. Но потом Ройд закрывал дверь в комнату, поворачивал ключ в замке, падал на кровать и вцеплялся пальцами в отвороты формы.

– Как я его ненавижу, – шептал он злым отчаянным голосом, и яд сочился из него, как кровь из раны. – Врезал бы, обязательно врезал бы, но ведь выбросят из войска.

Ройд давно получил букву – такую же, как и Лойд, к слову, – ходил в форме штернриттера и командовал небольшим защитным отрядом, но все равно до абсурдного сильно боялся потерять свое место. И даже не поднимал на Императора глаза.

Ройд стал бояться пустяков и спускать на тормозах по-настоящему важные моменты. Вот и сейчас тот просто перевел на Базз Би безразличный взгляд и с ленцой разлепил губы:

– Ты бы в зеркало смотрелся почаще, – и надолго замолчал.

Самый верный способ разозлить Базз Би состоял в том, чтобы показать ему, насколько он вам безразличен. Разумеется, и в этот раз он не стерпел.

– Что ты сказал?! – Базз Би подскочил со стула и навис на Ройдом, упираясь ладонями в край стола. Ирокез невообразимо яркого цвета топорщился над его головой, как гребешок у боевого петуха.

Лойд не сдержался и фыркнул вслух. В отличие от Ройда, он не стеснялся выражать свои эмоции.

Базз Би немедленно перевел на него дикий взгляд. Весь он был таким искусственным: крашеные волосы, проколы в разных интересных местах, открытая одежда, преувеличенно громкий голос – и только глаза горели ярким зеленым, таким настоящим и живым, что смотреть в них становилось страшно.

– На драку нарываешься, Лойд? – очень мирно поинтересовался он.

– Я – Лойд, – Ройд поднял руку и презрительно скривил губы, становясь похожим на свою карикатурную тетушку.

Лойд спрятал улыбку в кулак, чем, конечно, немедленно вывел Базз Би из себя.

– Как думаешь, – прорычал тот, – если я добавлю вам немного различий, сколько человек обрадуется? Посмотрите, сколько согласных, лес рук! Ну что, болванчик…

– Базз Би, сядь, – недовольство Хашвальта выразилось только в том, что дверь тихо хлопнула о косяк.

Базз Би кинул на него яростный взгляд, заскрежетал зубами так, что желваки заходили под кожей, и выпрямился, разъяренный и безрассудный.

– Здравствуй, Юго, – сказал он, отчетливо отстукивая имя – словно гвозди в гроб вбивал. – Какой чудесный день, скажи?

Хашвальт поднял лицо и посмотрел прямым взглядом. Повисла пауза, тяжелая и всеобъемлющая, за время которой Лойд успел заметить, как загорается и гаснет интерес в прищуренных глазах Бамбиетты, как зевает Цан Ду, как Маск торопливо заталкивает Джеймса под стол, чтобы никто не заметил. Джеймс сопротивлялся и настаивал, что все давным-давно обо всем догадались.

Ройд незаметно для всех приподнял ресницы и глянул на Лойда без улыбки, но что-то словно включилось внутри него, сделав выражение лица мягче и ласковее. Сцепленные на столе пальцы дрогнули и расслабились – Ройд соскучился по прикосновениям, догадался Лойд, и еле удержал улыбку.

Хашвальт продолжал пялиться на Базз Би. Неспокойный северный ветер Уэко Мундо гнал между ними перекати-поле.

– Нас сегодня кормить будут? – раздался тихий голос Лильтотто, и все вздрогнули. Кажется, Бамбиетта даже выругалась сквозь зубы.

Хашвальт отвел взгляд. Его скулы странным образом выглядели еще выше и тоньше, чем несколько секунд назад. Проницательный Аскин как-то поделился с Лойдом секретом, что в случае Хашвальта это означает высшую степень бешенства. Не то чтобы они с Аскином были большими друзьями – просто тот был первостатейным болтуном и не скрывал этого. Многое из того, что он говорил, нужно было делить надвое или вовсе пропускать мимо ушей.

– А еще твой брат проводит слишком много времени в комнате Императора, – поделился Аскин однажды, и вот эту информацию Лойд никак не мог забыть. Она билась в нем, живая и необходимая, как кровь, и если выпустить ее всю, казалось, можно было умереть. – Хотя, может, это ты пропадаешь, а я сейчас сливаю информацию тебе о тебе же. Кто вас разберет.

Никто нас не разберет, согласился тогда Лойд.

Вот только Аскин разобрал.

Это было удивительно, ведь они с Ройдом теперь были похожи как две капли воды из одной реки. Все, что могло выдать их различие, пряталось очень глубоко, и проще было умереть, чем позволить кому-нибудь увидеть это.

Шрам на ухе Ройда так и не зарос со временем – остался драной прорехой, воспоминанием о детстве и глупости. Каждый раз, когда Лойд прикасался к нему, они с Ройдом начинали говорить о старой тетке с вкусными яблочными пирогами и о доме у реки.

Ухо у Лойда заросло, но криво, шрам при ярком свете был заметен особенно. Они тогда решили, что знать об этом никому не обязательно, и в первый же день в Силберне выторговали у Аскина по паре наушников. Ройд был счастлив.

Третьим глазом во лбу первым обзавелся Лойд: неудачно пробегал мимо научной лаборатории. Может, даже не совсем пробегал… Не успел отшатнуться от двери, когда один из лаборантов с подозрительным видом плеснул в замочную скважину что-то шипучее. Лоб защипало; Лойд немедленно открыл Тень, вывалился в свою комнату и уже там принялся орать и размахивать руками. От страха казалось, что шипучая жидкость съедает его кожу.

Примчавшийся на вопли Ройд с искренним ужасом уставился на него. Лицо у него было такое испуганное и несчастное, что Лойду расхотелось кричать. И только тогда он понял, что у него, в сущности, и не болит ничего.

Только синяя краска с кожи никак не выводилась.

На утреннем построении вчерашний лаборант прочитал внушительную лекцию о пользе личного пространства и с изучающим видом прошелся вдоль строя. Ройд с Лойдом с трудом сдержали смех, когда тот с удивленным видом остановился напротив них. Ему было невдомек, что у них в лаборатории теперь на одну баночку с шипучей жидкостью стало меньше.

– Назовитесь! – приказал лаборант слабым голосом.

– Рядовой Ллойд, – гаркнули они в один голос.

Лаборант обернулся, дождался подтверждающего кивка Хьюберта и снова уставился на них. Выражение на его лице отражало всю скорбь маленького человека.

Чтобы не рассмеяться, Лойд тогда разглядывал горизонт – как поднималось над заснеженной равниной тяжелое белое солнце, как удлинялись синие тени деревьев, как обрастали темнотой овраги. И думал о том, как пальцы Ройда трогают его поясницу. Это всегда помогало уходить от реальности.

Лаборант что-то невнятно пробормотал, прижал к себе расписанные красным маркером бумаги и сбежал.

– Я думал, у меня в глазах двоится, – признался вечером Базз Би за бутылкой шнапса. Тогда они еще были друзьями и собирались вечерами в одной из комнат, просто чтобы побыть вместе. – А ведь я был уверен, что вчера не пил. Нет, к вашим одинаковым рожам тут все давно привыкли, но вот это, – он ткнул указательными пальцами им в головы, – было слишком даже для меня.

Лойд представил себе, как отреагирует на такое Император, и решил, что взять из лаборатории краску вместо растворителя было отличной идеей.

Император наутро оглядел их с Ройдом удивленными круглыми глазами и остался в восторге.


В еще больший восторг он пришел, когда через неделю они с Ройдом заявились на построение выбритыми налысо. Это всколыхнуло в Лойде волну стойкой щелочной неприязни. Он любил волосы Ройда, мягкие, вьющиеся, с щекотными золотыми кончиками. Их было так приятно пропускать между пальцами, гладить или оттягивать, когда Ройд срывался и принимался толкаться слишком быстро.

А Императору понравилось, когда их не стало.

– Обнаженное совершенство, – сказал он и больше на них с Ройдом в тот вечер не посмотрел.

Лойд заставил себя проглотить язвительный ответ и чуть не подавился от усилия. Стоящий рядом Ройд расцвел тихой счастливой улыбкой, и усилие пришлось повторить.

Потом всю ночь напролет Ройд доказывал, что это было вынужденное решение. Что у него после выхода в фольштендиг волосы стали очевидно темнеть, и это могло не понравиться Императору. Тот же говорил им быть одинаковыми. Ну говорил же.

Император, Император, императоримператор, шумело в ушах в одном темпе с толчками. Лойд закусил губу, чтобы не заорать в голос, как он ненавидит Императора за то, что Ройд любит его слишком сильно.

Ройд заскулил, попытался подставиться по-другому, по Лойд взял его за шею и покрепче вжал в кровать. Желание любить и желание ненавидеть поднимались в нем, огромные и несокрушимые, как горы. Лойд был слишком маленьким, слишком слабым, чтобы справиться с ними. Он мог только толкаться в орущего Ройда в быстром безжалостном темпе, слушать его бессвязные крики и разбирать в них свое имя. Только так становилось легче.

В тот вечер Лойду казалось, что он снова прошел через Аусвеллен, только в этот раз проиграл и лежит теперь в белом-белом поле, глядит черными глазами в небо и не дышит. Один из многих. Один из тысяч.

Засыпал он со стойким желанием не проснуться никогда.

Это воспоминание, яркое и больное, кровоточило до сих пор, как рассеченное в детстве ухо. Разворачивая его сейчас, во время последнего мирного совещания, Лойд чувствовал усталость и огромную, не прошедшею до сих пор ненависть, уже слабую, но искреннюю и родную.

Глядя на переругивающихся Хашвальта с Базз Би, он с тоской вспоминал голубые снега и белое солнце равнин. Надкусанный месяц Уэко Мундо, висящий в окне, выглядел жалкой подделкой под настоящую луну.

– Базз Би, сядь уже, – сказал Хашвальт, и да, Лойд уловил раздражение в его голосе.

Базз Би, казалось, этого и добивался – плюхнулся на место, закинул ноги на стол и притих, веселый и довольный собой.

Хашвальт оглядел всех присутствующих. Ожидание большого скандала читалось на их лицах так явно, будто об этом объявили по громкоговорителю, а не попытались старательно замять. Лойду ненадолго даже стало жаль Хашвальта: у того так плохо выходило быть разумным человеком рядом с Базз Би.

Но жалость прошла неожиданно быстро. Уже в следующую секунду Хашвальт моргнул, с усилием взял себя в руки и объявил, встречаясь с Лойдом взглядом:

– Ройд Ллойд, к Императору.

Лойд позволил себе закатить глаза к потолку, острая улыбка растянула губы. Ройд поднялся со своего места и оправил китель медленным ленивым движением – он так явно тянул время, что становилось смешно. Весь зал затаился в ожидании момента, когда происходящее дойдет до Базз Би.

Наконец тот встрепенулся, посмотрел на Ройда веселым злым взглядом.

– Вот сука! – сказал он с чувством, и Лойд узнал движение, в котором дернулась рука Хашвальта – тот собирался отвесить Базз Би подзатыльник, но вовремя себя остановил.

Лойд поймал его взгляд, настороженный, предупреждающий, взгляд старшего брата, которого поймали на излишней заботе о младшем.

Лойд скрестил руки на груди, поудобнее устроился в кресле, и все следующее обсуждение пропустил мимо ушей.

Привычные, знакомые до оттенков интонаций голоса убаюкивали, расшатывали мир Лойда и со скрипом ставили его на место. Словно паззлы из неверных пазов вырывались силой и возвращались на свои места. Лойд мог больше не считать всех этих людей друзьями, но не мог подобрать для них другого определения, и это было лучшим подтверждением дружбы между ними.

Почти успокоенный, он попытался подумать о Ройде и Императоре, и мир не сошел с ума от его ревности. Все было хорошо.

Лойд моргнул и вернулся в зал к самому концу заседания, принимая вид самый серьезный из всех, которые умел. Никто даже не заметил его возвращения.

Лица всех сидящих были сосредоточенными и вдохновленными, как у молодых солдат, впервые взявших лук в руки. Во славу Его Величества, хотелось приписать на лбу, чтобы никому не пришлось лишний раз рвать связки.

И только Аскин продолжал улыбаться так же спокойно, как и раньше. Пальцами он выводил странные движения возле губ, словно играл на невидимой дудочке. Перехватив взгляд Лойда, Аскин прижал палец к губам, словно дарил секрет, и заулыбался шире. Он выглядел отрешенным и безмятежным, как человек, не знавший забот в этой жизни. Только глаза его были темными и безжалостными, как болотная вода.

***
Ройд вернулся поздно вечером, когда Лойд уже разделся и решил ложиться в одиночестве. Распахнул дверь и ввалился, шумно дыша и сияя лицом, как отполированный медяк – у тетки таких был целый дорожный мешочек. Она редко расплачивалась ими, но собирала, свято веря, что они приносят счастье.

Не помогли – полегла вместе со всеми. Разве что поле ей выпало другое, не то, что Ройду с Лойдом. На том поле стоял дуб, одинокий, сухой и черный, и от этого чужая смерть выглядела еще более одинокой. Даже несентиментальный Ройд сдавленно фыркнул, проезжая мимо.

Сейчас Ройд смеялся, прикрывая рот рукой, и никак не мог успокоиться. Предчувствие скорой битвы делало его нервным и неусидчивым, в то время как сам Лойд не мог заставить себя лишний раз пошевелиться.

Вместе с Ройдом в комнату ворвались запахи и голоса из коридора, так много, будто еще несколько людей следом вошли. Послышался радостный голос Базз Би, и Лойда вдруг накрыло острым чувством наступающей потери, будто кого-то, кто очень хотел жить, насильно вычеркнули из жизни. Подумалось, что нельзя же с человеком вот так… вот так…

– Эй, – Ройд встал у Лойда между ног и снял наушники. Порванное ухо, плохо освещенное ночным светом, казалось порезанным пополам. – Только не говори мне, что тебе страшно.

– Мне не страшно, – согласился Лойд. – Мне стыдно.

Ройд подцепил его подбородок пальцами и поцеловал, прижимаясь всем взбудораженным телом. От него тянуло кровью и сталью, и теми духовными частицами, которые ничем не пахли, но все равно были ощутимы. Они существовали из всего вокруг, и в то же время все вокруг состояло из них – и лук, и стрелы, и голубое небо над тихой обмельчавшей речкой, и даже Ройд. Их нельзя было не любить за это.

– Не думай ни о чем, – прошептал Ройд, оглаживая лицо Лойда пальцами. – Просто сделай это. Ради меня, ладно?

Лойд кивнул, и мир вокруг него начал меняться. Потекли стены, упал потолок, выгорел пол, и все расцвело пламенем такой силы, что исчезли все остальные цвета. Остался только этот огонь и Ройд. Вечный. Незыблемый. Он смотрел с тревожащим душу восхищением, и Лойд купался в его восхищении, как в огне. Как в воздухе. Как в речке из далекого детства.

А потом за спиной раскрылись крылья, и Лойд задышал полной грудью. Бегло осмотрелся вокруг – комната вернулась на место вместе со всеми стульями и медной тушечницей – но взгляд Ройда остался прежним. Лойд улыбнулся. Ройд улыбнулся в ответ.

– Мы начинаем войну, – произнес Ройд торжественно. За стеной хлопнуло выбитой пробкой шампанское. Ройд рассмеялся и закричал в один голос с BG-9: – Во имя Императора!

– К черту его! – ответил криком Лойд и услышал, как к его голосу примешался крик Базз Би.

За стенкой заулюлюкали.

Лойд выставил руку вперед, подумал о завтрашнем бое, и на его пальцах вспыхнуло пламя. Такое яркое, такое знакомое. Не его.

***

Битва запомнилась Лойду одной ослепительной вспышкой, полной огня, дыма и криков. Все пылало радостным боевым разноцветьем, словно сама загробная земля истосковалась по большим сражениям и теперь с отчаянной радостью отзывалась на каждое из них.

Лойд шел в числе первых, предвестник победы и перемен. Чужое пламя в его жилах послушно льнуло к рукам, столько только попросить, и впервые Лойд жалел о собственном умении. Чужая сила казалась упоительной, ею хотелось владеть вечно.

Ройд шел рядом и улыбался чужим безумным оскалом. Глаз, скрытый за тонкой черной повязкой, горел от избытка силы. На самой границе миров Ройд обернулся, остановился, под сотней заинтересованных взглядов дошел до Лойда и крепко поцеловал в губы.

– Увидимся, – сказал он с улыбкой и погладил пальцами, затянутыми в кожу, по исписанному лбу. Лойд поймал его ладонь губами и замер в долгом целомудренном прикосновении.

Пепе за их спинами неровно вздохнул.

– Увидимся, – ответил Лойд.

Ройд в последний раз коснулся его лица и первым сорвался в Тень – только хлопнули в закрывающемся проходе полы белого кителя. Ройд так и не научился застегиваться на все пуговицы.

– Мальчики такие мальчики, – сладко пропела Бамбиетта, растворяясь в Тени. Следом с железным спокойствием шагнули Цан Ду и BG-9.

– Ну что, кто последний? – спросил Базз Би, останавливаясь рядом. Краем глаза Лойд увидел его улыбку, широкую, открытую и честную. И так захотелось схватить его за грудки, приложить о стену со всей силы, чтобы камень пошел трещинами, и запретить куда-либо ходить.

Или рассказать все Хашвальту, тоже неплохо бы сработало. Тот как раз стоял сейчас за спиной с таким скорбным видом, будто собирался собственноручно установить надгробие каждому, не вернувшемуся к отбою в Силберн.

Стоять рядом с этими двумя было больно почти физически. Лойд легко раскачивался на носках, ожидая, пока Базз Би уйдет в атаку, и молился о том, чтобы Хашвальт ни о чем не догадался раньше срока. Ну, может, не молился – Лойд с детства молитвам не верил ни на грош, – а просто складывал слова в отчаянные просьбы, перемежая их «пожалуйста», «помогите» и «кто-нибудь».

А Базз Би нарочно не спешил, словно чувствовал что-то. Так зверь, крадущийся по чистому насту, чувствует капкан еще до того, как наступит в сугроб.

– Ты ведь тоже его не любишь, – сказал Базз-Би неожиданно. Лойд вздрогнул от внезапности и от уверенности в голосе Базз-Би – в том, что тот разгадал один из секретов Лойда, сомневаться не приходилось.

И все равно Лойд передернул сжатыми страхом плечами и ответил:

– Не понимаю, о чем ты.

– Не понимаешь. Конечно. Только не думай, что это не понимают и все остальные, – Базз-Би улыбался, искренне наслаждаясь этой заминкой перед хорошей дракой и этим разговором с… другом? Забавно, что он так считал. – Это я тебе так совет дал, если что. Выводы делай сам.

И он, наконец, открыл тень. Лойд испытал облегчение сродни огромной искренней радости, даже колени дернуло спазмом.

- Спасибо, - сказал он прежде, чем успел опомниться от этого чувства.

Базз Би удивленно обернулся. Впрочем, он быстро опомнился, состроил пальцами знак победы, ухмыльнулся кому-то за спиной Лойда и исчез в Тени. Кому-то, как же.

И извини, мысленно добавил Лойд и раскрыл Тень. Не удержался от соблазна и оглянулся – Император стоял в одном из окон третьего этажа и держал в руках высокий бокал с чем-то темным. Во всем его виде читалось полное удовлетворение.

- Он или твой брат, - вспомнил Лойд слова, сказанные твердым непреклонным голосом. – Только тебе выбирать, Лойд. Он или твой брат.

Кажется, в тот момент он был искренне уверен, что оставляет Лойду выбор.

Лойд прикрыл глаза, пережидая очередной порыв терпкой тошнотворной ненависти.

- Я тоже его ненавижу, - согласился он так тихо, что не услышал собственного голоса. А потом Тень слизала его из этого измерения и выплюнула в развороченное брюхо битвы. Гремели выстрелы, звенели мечи, и стон стоял такой, будто из этого брюха кто-то лез на свет божий.

Лойда затрясло, залихорадило боем, первых подбежавших шинигами он пристрелил, не приходя в себя от шока.

– Первый шок, это нормально, – заговорила память тягучим голосом Аскина. – Все нормальные люди проходят через это. И ненормальные тоже, Базз Би. Это пройдет.

И это прошло. Быстро, резко, словно из реки его выбросило на теплый спокойный берег. И это спокойствие было правильным, оно шло изнутри, из самого сердца. Лойд заметил мелькнувшую вдалеке блестящую макушку Ройда и глубоко затянулся неизвестной местностью. Серый, пропахший боем дым попал в горло, отравил легкие, и Лойду вдруг стало совершенно все равно.

Он все сделает правильно. Сейчас – во имя Ванденрейха. А потом пойдет и убьет Императора – во имя того же. За себя и за Ройда. И за Базз Би.

Лойд позволил пламени просочиться сквозь кожу, посмотрел на быстро загорающиеся кончики пальцев и кинулся в бой.

***

Следующим, что запомнил Лойд, были объятия Ройда. Тот крепко держал за плечи закованными в копоть пальцами и судорожно шептал Лойду в висок:

– Все закончилось, дыши. Мы выиграли. Все закончилось.

Голос его казался другим, но это ничего, сейчас Лойду даже собственная тень чужой казалась, слишком угловатой и скорбной.

По лицу тек пот, щекотный, едкий и черный, как смола. От его запаха мутило и тянуло блевать, но Лойд старался держать себя – крепче впивался пальцами в шею Ройда, дышал его запахом, пил с кожи отголоски духовной силы. Еще хотелось удержать лицо перед… перед всеми, кто бы ни был сейчас рядом. После битвы этого хотелось особенно сильно.

Шинигами держались до последнего, сильные, мощные и абсолютно уверенные в собственной правоте. Они бросались в бой с отчаянием, достойным лучших воинов, но гибли как худшие – погребенные под слоем золы и пепла, неузнанные, сгоревшие дотла в огне чужой силы.

Лойд завидовал им и сочувствовал одновременно. И не мог забыть улыбку Базз Би.

В какой-то момент он понял, что плачет, и откинул голову кверху. Ройд удержал за талию, помогая устоять.

Небо раскинулось над ними, и это… было восхитительно. Закованный в бескрайнюю ночь Уэко Мундо, Лойд и забыл, как выглядит разноцветное предзакатное небо. Солнце висело у горизонта обморочным белым диском, а облака над головой были того единственного оттенка желтого, который так нравится Лойду – как будто в ладони набрали речной песок и тонко рассыпали по небу.

– Мы выиграли, да? – шепотом переспросил Лойд.

– Битву – не войну, – уточнил Ройд хрипло. Его голос никак не приходил в порядок. – Но мы все равно молодцы.

Послышались голоса, очень далеко. Лойд не знал, что умеет различать звуки на таком расстоянии, особенно когда в голове все еще гремят разноголосья боя. Он уперся ладонями в грудь Ройда, оттолкнулся и еле удержался на ногах без поддержки. Ройд шагнул было следом, но Лойд выставил вперед руку, запрещая себе помогать.

– Я должен уйти, – сообщил он, пытаясь отдышаться.

На лице Ройда отразилась боль, открытая и ясная, и стало понятно, что рядом совершенно никого нет. Ройд не позволил бы себе такую слабость при других.

– Еще немного, – попросил он, но Лойд покачал головой.

– Он… учует. Да и Император уже близко.

И впервые при упоминании Императора лицо Ройда не приняло благоговейное выражение. Оно просто застыло необъяснимой маской, и Ройд кивнул.

– Иди, я скоро буду. Узнаю, что Его Величеству теперь от меня нужно, и вернусь.

И Лойд пошел. Он шел медленно, едва переставляя ноги. Со стороны это должно было выглядеть небрежным подобием марша, но сам Лойд знал, что после стольких лет военной службы любая другая походка просто свалит его с ног.

На горизонте показались две тени, темная и светлая. Светлая шевельнулась и запустила в небо предупреждающую стрелу. Лойд ответил тем же.

В следующую секунду Император с Хашвальтом были уже прямо перед ним – вышли из сумрака ближайших развалин и остановились напротив Лойда.

– Благодарю за верность, – сказал Император и хлопнул Лойда по плечу.

Хашвальт двинулся дальше, и через несколько почти бесшумных шагов Лойд услышал его взволнованный голос:

– Базз Би! Какого черта ты в это ввязался? Ты что должен был сделать…

И столько облегчения было в этом голосе, что Лойду стало не по себе. Император же только довольно улыбнулся и наклонился ближе.

– Идеально, – похвалил очень тихо. – Прекрасная работа.

– Это называется предательство, – заставил себя произнести Лойд. Рот словно был набит стогами с сухостоем.

– Ну что ты, мальчик мой, – Император засмеялся, низко, раскатисто. – Это называется верностью.

Лойд кивнул пустой головой, ушел от широкой ладони и побрел дальше. За спиной раздалось возмущенное:

– Базз Би!

И пришлось зажмуриться, чтобы не расплакаться снова.

Покойся с миром, подумал Лойд, после чего упал в Тень и отключился.

***

Ройд пришел в ночь, без слов разделся и влез под одеяло. Он был непривычно тихим, и если раньше его громкий голос раздражал, то сейчас без него мир казался совершенно неправильным. Словно выключили какой-то будильник, брезгливый, надоедливый, но очень нужный.

Ледяные пятки Ройд втиснул Лойду между бедер и затих, согреваясь.

– Все хорошо? – Лойд зашевелился, вздрагивая от холодных прикосновений и зевая.

– Прости, не хотел тебя будить, – сказал Ройд по-прежнему странным голосом. Наверное, не скоро еще сможет нормально разговаривать – Лойд вон после самого Аусвеллена так и не избавился от хрипотцы. – Все нормально. Просто устал.

– Чего Император от тебя теперь хотел?

– Лойд, – Ройд весело фыркнул и прижался уже всем телом, таким ледяным, что Лойд вскрикнул. – Он же наш Император, он дал нам силу, он вырастил нас. Почему ты его так не любишь?

Лойд хотел возразить, что вырастила их старая тетка, что силы давали соседские яблоки и сын мясника, с которым вечно приходилось за яблоки драться, а Император… Ну так Императором каждый назваться может. Пойди на ярмарку, крикни в толпу:

– Кто хочет императором стать?!

Немного найдется дураков, чтобы отказаться.

Лойд вдруг очень четко осознал, что уже нет ничего этого: ни ярмарки, ни тетки, ни мясника, ни его сына. Уже очень много лет – нет. А Лойд только сейчас это понял, да так ясно, словно под нос фотографии с могилами сунули.

А ведь не было никаких фотографий. И могил никаких не было. Просто накрыло. Лойд моргал в темноту сухими глазами и чувствовал, что может пораниться только от того, что кто-то неосторожно позовет его по имени. Но Ройд лежал рядом, такой спокойный, такой надёжный. Такой любимый. Все было хорошо.

– Спи, – сказал Ройд и крепко прижал к себе.

– И как же теперь он… – пробормотал Лойд в полусне. И уже засыпая, услышал:

– Он справится. Не зря же Император так верит в него.

Императоримператоримператор, снова различал Лойд, но что-то не давало ему соскользнуть в эту тревожность. Что-то важное, что было совсем рядом, но не давалось в руки.

– Ты мне что-то недоговариваешь, – определился Лойд наконец.

Ройд ничего не ответил. Уснул, наверное.

***

На следующий день все стало только хуже. Лойда окружали взгляды, настойчивые и не очень, липкие, как плавленый сахар, или скользящие, как лист клена на речной глади. Но все как один – полные сочувствия и беспокойного сожаления, объяснения которым у Лойда не было.

Император даже вызвал к себе и долго испытующе вглядывался в глаза, словно не мог подобрать слов для разговора.

– Я сочувствую тебе, – сказал он после долгого молчания и покачал головой. – Ты сделал все правильно, а я… не смог помочь.

Лойд нахмурился. От непонимания у него начинала болеть голова и сильно давило за глазами.

– Я вас не понимаю, – сказал он, бросив попытки вникнуть в смысл сказанного. Он еще не отошел от битвы, голоса из настоящего иногда смешивались со звоном прошедшего боя и все вместе устраивали у него в голове настоящий бедлам. Проще было спросить напрямую. – За что мне столько жалости, что я натворил?

Император поднял тяжелый взгляд и поднялся с места, закружил вокруг Лойда в медленном, выводящем из себя темпе. Глаза его были черными и блестящими, как дно озера, никогда не видевшее солнечного света, а губы напряженно подрагивали, словно Император никак не мог решить, хочет он расстроиться или нет.

– Твой брат, – сказал он из-за плеча, и Лойда будто толкнули в спину. Он стремительно развернулся, сбрасывая все показное безразличие, и стиснул пальцы в кулаки.

– А что с ним?

Губы Императора все же изогнулись в грустной улыбке. Он подошел так близко, что стали различимы ярко-рыжие отблески освещения в его радужке и еще что-то странное, похожее на плохо развитый второй зрачок.

– Ты не скорбишь? – спросил он напряженно.

Мир в голове Лойда рассыпался. Он уже не понимал ничего. По чему он должен скорбеть? По отсутствию Ройда в их кровати? Так это временная трудность, вечером вернется в норму. Что же тогда? Что?

Лойд отступал все дальше и дальше в свое прошлое и не мог найти причин для уныния.

– Скорблю, – выдавил он беззащитное, и голос вышел таким слабым, что лицо Императора немедленно смягчилось.

– Ты можешь идти, – сказал он ласковым голосом, и Лойд выбежал из зала, на ходу поправляя наушники и одергивая идеально сидящий китель.

Предчувствие беды в нем выло полуночным волком все сильнее с каждым часом.

Ночью Ройд не вернулся ночевать в их комнату.

***

Их теперь все чаще видели вместе, Ройда и Хашвальта. Они сидели вместе на совещаниях, разговаривали за обедом, иногда Лойд улавливал отрывки историй, о которых понятия не имел. На все вопросы Ройд прижимал его к стене и долго, упоительно целовал, так жадно, будто хотел нацеловаться впрок.

Они теперь не спали вместе, не общались и даже почти не виделись. Словно после того боя случилось что-то значимое, о чем Лойд понятия не имел. Даже скорбные взгляды внезапно приобрели вес: Лойд ощущал себя так, словно действительно потерял брата.

С каждым днем пропасть между ними становилась все шире, будто разевало свою пасть огромное неведомое чудовище. От него пахло гнилью и страхом, а еще, очень сильно, – серым воздухом из-за разрушенных стен Сейрейтея. Лойд мысленно возвращался туда снова и снова, но ничего за ними не находил.

Пока однажды не наткнулся на собрании на голодный, ужасно виноватый взгляд Ройда и все не понял. Сердце сдавило острой ноющей тоской, такой сильной, что справиться с нею Лойд просто не смог. Он уронил голову на сложенные на столешнице ладони и глубоко задышал ртом.

Его несколько раз окликнули, но быстро перестали; озабоченные голоса всколыхнулись и затихли, как растревоженный улей. Ничего, он у них скорбит, ему можно. Он же у них брата потерял. Брата!

Лойд поднял голову и по тому, как расширились глаза Ройда, узнал – тот обо всем догадался. Догадался и отвел взгляд. Бестолковый маленький братишка.

Злости не хватало, чтобы перекрыть всю ту тоску, что разом ударила в голову. Лойд перелистывал воспоминания, глядел на все другими, чистыми глазами – и все вставало на свои места.

Только от этого становилось еще страшнее.

После собрания Лойд, несмотря на возгласы Хашвальта, схватил Ройда за руку и поволок за собой по коридору.

– Базз Би! – раздалось удивленное позади. – Базз Би!

Базз Би мертв, билось мстительное в голове. Мертв, мертв, мертв. Он был слишком опасен, и Император приказал его убрать. И тебе придется смириться с этим, Хашвальт. Прости за это.

Лойд втолкнул Ройда в первую же открытую комнату, ушел в Тень и вышел уже в собственной спальне.

– Я должен видеть Базз Би, так? – спросил он прежде, чем Ройд успел открыть рот или сбежать. – Должен?!

Глаза Ройда стали огромными, как две полные луны.

– А ты не…

– Конечно я не, Ройд! – Лойд втянул воздух сквозь зубы, заставляя себя успокоиться. – Сколько лет я тебя знаю?

– Вечность, – прошептал Ройд.

– Вот, вечность. Чертову вечность. На что ты вообще надеялся?

– На то, что ты останешься в живых.

Лойд моргнул.

– Повтори.

– На то, что ты останешься в живых, что тут непонятного?

– Какая прелесть, – Лойд устало упал на кровать и подавил порыв истерически рассмеяться. Картина в его голове срасталась во что-то настолько ужасное, что верить не хотелось. – Он с самого начала собирался заменить Базз Би на одного из нас. Ты оказался лучше, потому что сохраняешь воспоминания, и Хашвальту сложнее распознать подмену. Маленькая фальшивка на страже спокойствия нашего Грандмастера. Какая прелесть. А я-то думаю, почему меня в измерение Короля отправляют, не собирались же.

– Что? – Ройд, глаза которого становились все больше с каждым произнесенным словом, подскочил на месте. – Но Император же мне сказал, что ты будешь в безопасности.

– А мне – что ты будешь. Умно, скажи?

– Но зачем тебя к Королю? – Ройд выглядел таким несчастным, что Лойд не выдержал – подошел к нему и прижал стриженую голову к своему плечу. Скоро на плече стало мокро.

– Хороший вопрос, – согласился Лойд. Ройд продолжал всхлипывать на плече, и приходилось говорить, чтобы самому не расплакаться. – Не хочешь у него сам спросить?

– Хочу, – Ройд завозился. – Подождешь меня?

– Здесь?

– Нет! – Ройд дернулся и заговорил уже спокойнее: – Нет. Уходи в пустыню. Я догоню. Вот, – в ладонь Лойда ткнулась измятая фотография с растрепанными углами. Парень с наростом на щеке зло скалился в камеру.

– Что это?

– Тебе, чтобы не узнали, – Ройд поднял голову, прижался губами к губам и открыл Тень за спиной Лойда. – Уходи, я найду тебя, как только смогу.

– Хашвальт не пустит тебя к Императору так просто. Не после твоих слов о наследнике. Сейчас слишком неспокойно.

– Ничего, мы с ним, – Ройд невесело усмехнулся, – друзья. Иди уже.

И вытолкал в Тень.

На секунду Лойд услышал рев, тихий, погребальный, а потом все закончилось пустотой в груди. Таким огромным ожиданием потери.

Лойд поскреб по животу ногтями, со злостью стащил наушники с головы и побрел вперед. На секунду ему даже удалось поверить в собственные убеждения. На секунду показалось, что все будет хорошо.

А потом подул ветер.

***

В пустыне так тихо, что было слышно, как с шорохом летают обрывки мыслей по пустой бритой голове. Лойд шел вперед, старательно переставляя ноги, и даже не мог себя ругать. Уже не мог. Слова кончились еще много километров песков назад.

Слушать стало совершенно нечего: ветер больше не доносил отзвуки далекого боя, потому что боя больше не было. Лойд знал это, слышал, видел, ощущал всей поверхностью кожи. Как и то, что Ройд лежал на ступенях замка и больше не шевелился. Хашвальт даже не проверил, жив он или нет – ушел, не обернувшись, только дрожали сжатые в крепкий кулак пальцы. Совсем немного, но дрожали.

Лойд видел это со своего места, все еще ощущая фантомные боли в отрезанной руке Ройда… Базз Би? Интересно, кого Хашвальт видел теперь на ступеньках.

А впрочем, не интересно совершенно. Лойд сумел убедить себя в этом. И теперь шел по пустыне в любом произвольно выбранном направлении, ополовиненный и одинокий, и не мог даже плакать. Это чужое тело не знало слез.

В нос ударил хорошо знакомый запах – не ему, телу знакомый. Этот запах пах большой дракой и большим поражением. Нестерпимо зарокотало под горлом.

– Гриммджо? – позвал недоверчивый голос. Перед глазами мелькнула рыжая копна волос. – Гриммджо?

Лойд глубоко вдохнул и оскалился чужими губами.

– Йо, Куросаки.

@темы: текст, Яхве, Юграм Хашвальт, Ройд Ллойд, Базз-Би, Аскин Накк Ле Вар, Лойд Ллойд