А сейчас Зинаида Никаноровна Штольц исполнит романс "Ах, к чему этот ебаный стыд!"
Название: Когда становится холодно
Автор: Блудный Автор
Пейринг: Хашвальт/Яхве
Тип: слеш
Рейтинг: R
Жанр: романс
Размер: мини (4471 слово)
По заявке: Хашвальт/Яхве, раскладка важна. Яхве периодически впадает в некоторолируемую ярость, и Хашвальт - единственный, кто может его успокоить. Порка, связывание, контролируемый ущерб.
читать дальше
В комнате у Лильтотто холодно, как на нижних этажах Силберна в худшие времена - те самые, когда вместо электрических котлов там стояли огромные печи. Они громыхали целыми днями и коптили так, что в первую неделю после похолодания все этажи до минус второго заваливало черным дымом. Особенно жалко было спортивные залы: тренироваться в них зимой не было никакой возможности. Не будешь же ты, скрываясь от противника, уходить в тень, если он через полтора шага и так тебя не увидит.
Зато там было очень весело играть в прятки. По крайней мере, девочки приходили от этого в восторг. Девочки... ну надо же, и это будущая охрана Его Величества. Хашвальт скорбно вздыхал, выравнивал чаши, взвешивал и перевешивал все по нескольку раз, и когда сила очередного ребенка приходила в баланс с силой императора, шел готовить новую комнату.
Сейчас печи заменили котлами и генераторами, и потребность в тренировках на улице в тридцатиградусный мороз отпала. Да и для минусовых этажей нашлось более практичное применение.
Лильтотто закутывается с головой в плед, оставляя наружу только лицо. Маленькая, тонкая, с огромными светлыми глазами - Хашвальт не представляет, как будет объяснять ей, что такое фольштендиг, не то что как в него выйти.
- А Его Высочество придет сегодня? - тихо спрашивает она и прижимается плечом к Менине - та сидит в такой же позе и точно так же дрожит от холода, прикусывая синющие губы. И таких в бой - ну смешно же!
- Величество, - механически поправляет Хашвальт и отвечает: - Нет, не придет.
Вчера вечером на минус двенадцатом у нескольких машин полетели клапаны - НаНаНа с утра, ворча и матерясь сквозь черно-белые зубы, полез разбираться. Во всех классах и залах холод стоит такой, что ресницы мгновенно покрываются инеем. Поэтому они все вместе сидят в комнате у Лильтотто - самой высокой, "чтоб как у принцессы" - и пытаются общаться. Тоже в некотором роде занимательное занятие. Хашвальт уже и забыл, когда в последний раз разговаривал с людьми, а не с автоматами по отслеживанию состояния комнат и системой внутренней охраны.
- А почему? - тихо спрашивает Лильтотто и делает печальное лицо.
Штернриттер, напоминает себе Хашвальт. Будущий штернриттер. Блут, фольштендиг и прочие прелести военной жизни... Господи, да она даже смотрит так, словно вот-вот расплачется.
- А завтра придет? - перебивает ее Кендис. Вот из этой может что и получится: взгляд у нее веселый и злой.
- Нет, - так же коротко отвечает Хашвальт.
- Его Высочество... - Менина толкает ее плечом в плечо, и Лильтотто быстро исправляется, - Величество заболел?
- Нет.
- Впал в спячку? - фыркает из угла Базз Би. Он сидит на полу в одной майке и форменных штанах - Хашвальту даже смотреть на него холодно. Нужно будет еще раз просмотреть его данные.
- Нет, конечно, следи за своими словами, - устало говорит он и дергает головой - Жизель быстро одергивает руки, выпутывая пальцы из его волос. Он там косички ему плести собирался, что ли? Что за девчачье занятие?
Хашвальт в который раз напоминает себе поговорить с ним о его манерах и внешнем виде. Хотя Жизель, наверное, опять не поймет и обидится. И так и будет не понимать и обижаться, пока Базз Би не сострижет этот странный зеленый хаер со своей головы. Аргумент "почему ему можно, а мне нет" пока остается единственным, который Хашвальт не может обойти.
- Он просто спит, - тихо говорит Хашвальт, и краем уха улавливает тихий хмык Аскина.
Видимо, Базз Би его тоже слышит.
- Уработался, что ли? - недовольно спрашивает он.
Хашвальт сжимает пальцы в кулаки и заставляет себя думать о, хорошем. Например, о том, как через несколько лет будет гонять его по плацу или в классе - по всем пройденным темам.
- Базз Би, - предостерегающе говорит Аскин, и Базз Би фыркает и отворачивается.
- А он скоро проснется? - тихо спрашивает Лильтотто, и Хашвальт видит, как к нему заинтересованно поворачиваются все остальные, а Аскин заметно подбирается.
- Не знаю, - просто говорит Хашвальт и мотает головой - отросшие волосы щекочут шею.
- Почему не знаешь? - Базз Би не умеет долго обижаться. - Ты же часто у него бываешь.
- Не "ты", а "вы", - исправляет его Хашвальт.
- Ну вы, - послушно исправляется Базз Би. - Вы же двое часто у него бываете.
- Я не бываю, - со смешком говорит Аскин, и Базз Би мрачнеет и сжимает пальцы.
- Ну а чего ты мне тогда тут мозги трахаешь? - почти кричит он, и Хашвальт устало прикрывает глаза. Похоже, привить Базз Би уважение к старшим не удастся никогда.
Поэтому вместо ответа он просто коротко стегает его реяцу, резко, наотмашь, как если бы бил перчаткой. Базз Би растерянно хлопает глазами, открывает рот, закрывает и, сосредоточившись и подобрав ноги, утыкается носом в колени. Так управлять реяцу он еще не умеет. Но обязательно научится - несмотря на внешнюю несуразность, Хашвальт видит в нем огромный потенциал - и тогда придется ждать подобных подлянок за каждым углом.
А еще есть Кендис. И Бамбьетта, которая по несколько раз в сутки подходит к нему со странными предложениями. И Эс, подходить к которому Хашвальт не любит уже сейчас: уж больно странный у него взгляд. И Цан Ду, и Жизель, и Менина с Лильтотто. И вообще детский сад, а не будущая армия против шинигами. Как их вообще можно чему-нибудь научить? Им бы лишь столы разрисовывать, дубасить друг друга обломками тренировочных манекенов да вон, косички ему заплетать.
- Можно, не переживай, - говорит Аскин, когда они выходят из комнаты.
За дверью разливается сонная тишина - даже Базз Би с Бамбьеттой уснули. Наверное, из Хашвальта все-таки не очень хороший рассказчик.
- Я не переживаю, - ровно говорит он и стряхивает цепкие пальцы с плеча. - Его Величеству лучше знать.
Аскин умильно улыбается - он всегда так улыбается, когда Хашвальт заводит разговор об Императоре. Хашвальт ненавидит себя за то, что позволяет ему видеть все это и прощает подобные улыбки, но признает, что без помощи Аскина замерз бы еще в самый первый раз, так и не добравшись до нужного этажа.
- Кстати, - судя по тону, Аскин тактично пытается перевести тему, - ты не заставишь Базз Би звать тебя на Вы.
- Посмотрим, - Хашвальт недовольно хмурится. В последнее время он и сам начал в этом сомневаться.
- Он тебя еще по имени звать будет, - продолжает Аскин. - Или вообще как-нибудь - Юго, например.
Они доходят до конца коридора и поворачивают к лифту. Хашвальт тянет руку к панели, но Аскин перехватывает его за запястье, глядит сердито и без прежней улыбки.
- Отпусти, - говорит ему Хашвальт, и в глазах Аскина появляется стальной блеск.
- Ты куда? - вполне мирно спрашивает он, но Хашвальт знает, сколько войн скрывается за этим миром. Сотни, тысячи смертей на каждый миллиметр улыбки.
Хашвальт до сих пор с содроганием вспоминает выражение лица Аскина, когда вокруг все корчились в Аусвелене, а он просто подошел к ничего не понимающему Хашвальту – бледный до синевы, с запавшими глазами, яркими от частых трещин губами и все такой же беззаботной улыбкой – просто протянул руку и сказал «Ну надо же» и еще – «Пойдем со мной».
И Хашвальт пошел. А на следующий день его поселение исчезло с лица земли.
- Я не обязан перед тобой отчитываться, - сообщает он и тянет руку на себя. Улыбка режет лицо Аскина поперек, хватка на запястье становится крепче.
- Ты не пойдешь, - Хашвальт хочет ему возразить, но не успевает: - Тебе нельзя. Ты еще после прошлого раза не восстановился.
Хашвальт опускает ресницы. Он не любит, когда ему напоминают о его провалах, но рассказывать, что придумал новый способ, он не собирается. Пусть лучше Аскин считает его психом и самоубийцей.
- Я надеюсь, ты не думаешь, что я еще ребенок и обо мне нужно заботиться, - прохладно спрашивает он, и хватка неожиданно ослабевает. Хашвальт выдергивает руку, коротко растирает запястье – кожа в том месте, где держали пальцы Аскина, горит, хотя руки у того обычно ледяные, да и они оба в перчатках.
Аскин смотрит прямо и ласково и улыбается так, что хочется отвернуться, убежать, да хоть еще раз пережить Аусвелен – лишь бы не видеть этой затягивающей улыбки.
- Конечно, не думаю, - говорит он, растягивая слова, и делает шаг назад, освобождая проход к лифту. – Ты уже большой мальчик. И про неполадки внизу я напоминать не буду. И как скачет твоя реяцу уже сейчас, не замечу. И что Шатер будет таким плотным еще как минимум неделю, конечно, не напомню. Я же тебе не мамочка, в самом деле.
Он делает еще пару шагов назад, опирается спиной о стену и ждет.
Если Хашвальт хочет идти, сейчас самое время: через пару часов совсем стемнеет, и на нижних этажах, которые они в целях экономии зимой не освещают, будет замерзать даже дыхание. А он еще не известно, сколько времени там проведет. Но под пронизывающим, обманчиво ласковым взглядом Аскина трудно даже пошевелиться.
Хашвальт одергивает себя, ругая за глупость: ему пора перестать держаться Аскина, если он планирует в будущем отобрать у него пост грандмастера. А он планирует: чтобы быть хоть на немного, но ближе к Его Величеству.
Поэтому он старательно стирает с лица взволнованное выражение и поднимает взгляд. Аскин хмыкает и говорит таким тоном, словно вручает награду – за храбрость, наверное. Или за заслуги перед Родиной. Хотя Родину Хашвальта он сам же и выжег дотла.
- А вот про то, что я позавчера установил на центральный компьютер систему наведения, я все же тебе расскажу.
О том, что с этого нужно было начинать, Хашвальт благоразумно молчит. Он просто наклоняет голову и проходит мимо – мимо лифта, мимо довольного собой Аскина, мимо дверей спального блока – и уходит в рабочее крыло.
В комнате центрального управления все так же, как и три дня назад: по подсвеченной синим темной панели с клавиатурой и кнопками бегают белые огоньки электричества, толстые кабели, которыми увешаны стены, то и дела перемигиваются синим – когда по ним пробегают особо сильные разряды; отчетливо пахнет дезинфицирующим средством и снегом. Аскин любит эту комнату, потому что считает ее своей – наверное, даже больше чем свою спальню – но никогда не противится, если Хашвальт заходит посмотреть или помочь.
Его работа завораживает Хашвальта строгостью и безупречностью: проверить системы безопасности – от самых нижних этажей, на которые никто не посмеет опуститься, до самых верхних, куда без посторонней поддержки никто не сможет заползти.
Отследить перемещение Килге по Уэко Мундо; Аскин говорит, что доверяет им всем, что они для него, как для Императора, - почти родные дети. Но потом смеется, гладит кончиком пальца губы, растирая улыбку во что-то ядовито-сладкое, и говорит, что Килге достаточно тихий, чтобы суметь незаметно подобраться на опасное расстояние, и слишком любит власть, чтобы Аскин мог ему это позволить.
Мониторить залы, кабинеты и коридоры во время практических занятий, чтобы Лильтотто случайно не вышла из тени за пределы Силберна, а Базз Би не подпалил стрелой западную лабораторию. Еще раз.
И так двадцать четыре часа в сутки с короткими перерывами на обед, сон и наставление молодого поколения на путь истинный. Хашвальт знает, что когда он станет грандмастером, то будет уделять своим обязанностям еще больше времени. А он обязательно станет. Кажется, Аскин тоже это чувствует – или просто так верит в него.
Это раздражает, но не дается провалиться в себя окончательно.
Хашвальт откатывает кресло и садится, проводит ладонью над панелью управления, запуская систему. Кнопки чистые и матово черные, с синим контуром подсветки. Если по ним провести пальцем, перчатка скрипит, кожано и влажно. Неприятный звук, поэтому Хашвальт предпочитает сенсорное управление.
Здесь, наверное, чище, даже чем у Аскина в спальне – Хашвальт был там пару раз, когда после не самых удачных тренировок ходил получать дополнительный комплект формы. В прошлый раз, например, он заметил под кроватью странную цветную тряпку, а на столике журнал – кажется, из мира живых – весьма сомнительного содержания.
Нет, все-таки Аскин невыносимый педант, когда дела не касается его самого. В своем собственном мире тотальному порядку предпочитает он маленький хаос.
Система загружается медленно, неохотно, подвисая на каждом шаге: у них до сих пор беда с грамотными техниками. Хотя упрекнуть в чем-то Аскина трудно – в конце концов, Хашвальт только намекнул на возможность подобной установки, даже не надеясь собрать ее когда-то в действительности: слишком много времени и сил в последнее время уходило на тренировки выхода и удержания фольштендига. Еще и этих детей Килге сгрузил на него, а сам сбежал в свое Уэко Мундо.
А вот Аскин – пожалуйста...
На экране из черноты медленно проявляются изображения с точек слежения: коридоры, спортивные залы, библиотека, техническое оборудование плюсовых этажей, лифты, выходы из спален. В самих спальнях камер: Аскин же им доверяет. Изображения зернистые, идут крупными клетками, постепенно становясь четче и ярче. Цветную макушку Базз Би Хашвальт выхватывает первой – просто взгляд цепляется за темное зеленое пятно на фоне стерильно белого коридора.
Базз Би сидит в одном из залов и, сложив ладони домиком, что-то сосредоточенно шепчет. Хашвальт подается вперед, вглядывается в еще расплывающееся изображение. Между пальцев у Базз Би – пламя. Крохотное, но яркое, как земное солнце. Оно дрожит, собранное в неровный шарик, но все разрастается, почти касаясь то и дело выбивающимися языками пальцев.
Базз Би жмурится и кривит губы и выражение сосредоточенности медленно сменяется удовлетворенностью и спокойствием – Хашвальт, наверное, впервые видит Базз Би, когда тот не орет, не дерется и не пытается что-нибудь сломать. Вполне себе… мирное зрелище.
Базз Би хмурится, его черты становятся резче, а по лицу проскальзывает короткая судорога – и шарик в его руках лопается, рассыпаясь по запястьям ворохом ярких отблесков. На руках проступают ожоги. Базз Би кривится, недовольно цыкает и трясет руками. Ему наверняка сейчас очень больно: кожа на ладонях и запястьях надувается и идет волдырями.
Хашвальт недовольно хмурится и находит на мониторах Аскина.
На сигнал Аскин отвечает спустя несколько секунд.
- Ты там еще живой? – спрашивает он вместо приветствия, и девушка-прислуга, сидящая напротив него, несмело улыбается и поднимается с места, подобрав поднос со стола.
- Зайди к Базз Би, - говорит ему Хашвальт, глядя, как служанка скрывается за поворотом – невзрачная, безликая, и как только Аскин различает их? – Он сейчас в библиотеке.
У Аскина смешно вытягивается лицо, а губы странно кривятся, словно он никак не может решить, хочет он смеяться или нет.
- Прости, тут, кажется, помехи, - говорит он со смешком. – Мне только что послышалось, будто ты сказал, что Базз Би…
- В библиотеке, - повторяет Хашвальт. – Поторопись, пока он не спалил там все до конца.
- Значит, все-таки огонь, - бормочет Аскин и раскрывает тень. Пространство идет волной и заглатывает его вместе со стулом. Показушник.
Хашвальт недовольно дергает головой. Ничего, он скоро тоже так научиться. В затяжных боях они сражаются уже почти на равных – главное не дать Аскину победить в первые две секунды боя.
Хашвальт снова поворачивается к экрану – Базз Би вздрагивает, когда Аскин выходит из тени и чуть не наворачивается со стула – и выключает это окошко. Слушать в очередной раз, что Базз Би думает о нем, Аскине и их заботе, ему не хочется.
Вместо этого он разворачивает на весь экран самое последнее окно и увеличивает четкость. Где-то за монитором провода щелкают и плюются искрами, но система продолжает работать, и Хашвальт решает включить дистанционную систему обогрева и приготавливается ждать.
На экране медленно тают морозные узоры – камеры в Шатре всегда замерзают, как их не защищай. Сила Императора слишком велика, чтобы от нее можно было закрыться обычными обогревателями. Но сейчас, согреваемая точечным потоком реяцу, камера быстро оттаивает, по экрану бегут тонкие струйки талой воды.
Когда сквозь быстро просыхающие потоки проступают контуры тела, Хашвальт напрягается и подается ближе. Яхве лежит закрыв глаза, и вокруг него вьются тонкие ледяные вихри – сила бьет из него толчками, пытается найти снаружи то, что не может достать внутри.
Хашвальт, не отводя взгляда, быстро снимает перчатки, откладывает их на приборную панель и кладет ладони на сенсорный дисплей. Глубоко вдыхает и закрывает глаза.
Чувство опасности разлетается по телу колокольным звоном. Хашвальт напрягается и убеждает себя, что ничего страшного ему не грозит, что он далеко, за тридцать этажей от угрозы, и взбесившаяся сила Императора просто не может причинить ему вреда. По коже, остывая, щекотно бегут потоки блута.
Хашвальт жмурится, проваливаясь в чернильную темноту.
Перед глазами быстро светлеет. Хашвальт открывает глаза, закрываясь ладонью от яркого света, и оглядывается. Вокруг него – стеклянные небоскребы, стопками сложенные друг на друга и уходящие блестящими окнами высоко в небо.
Безупречная иллюзия силы чертова земного мальчишки. Его Величество почему-то назвал это внутренним миром. Хотя какой может быть внутренний мир у трехмесячного пацана в цветных ползунках – для него и внешний-то пока ограничивается двумя комнатами и улыбчивыми лицами родителей и какого-о мужчины с серыми глазами и в полосатой панамке.
Хашвальт прикладывает ладонь к груди и прислушивается к реяцу. Сила Куросаки Ичиго ощущается как маленький паразит, крошечный уродливый карлик, который незаметно просачивается в этот мир. Хашвальт пробует коснуться его реяцу – плотный, жесткий. Жжется. И воздух вокруг него дрожит и идет черными волнами.
Сила Его Величества, родная и прохладная, укутывает, прикрывает в тот момент, когда этот жесткий комок вспыхивает и разлетается в стороны быстро тлеющими обрывками. У Хашвальта ощущение, будто его закатали под слой льда, а сверху рушится, оплавляясь, мир, и холодная талая вода затекает в глаза и уши, становится трудно дышать.
Хашвальт чувствует, как его тянет обратно: программа не выдерживает такой перегрузки, пребывание в чужом внутреннем мире – пусть и визуально – может сильно сказаться на его силе. Он поспешно отзывает команды, и тело становится легким, в несколько крупинок реяцу и весит всего пару бит.
В последний миг, когда программа сворачивается, подчищая точки отхода, взгляд цепляется за темный силуэт – черные длинные волосы и черный плащ, обведенный по контуру рыжим. Яхве смотрит сквозь странные оранжевые очки, улыбается – так знакомо! – самым уголком губ и не двигается. Он не помнит Хашвальта, он не узнает его. Хотя выглядит точь в точь как в тот день, когда Хашвальт в последний раз видел его с открытыми глазами.
В груди болит.
Хашвальта выбрасывает обратно в комнату управления, и несколько минут он просто сидит, глядя на бегающие по экрану строчки с информацией: что-то о потерях реяцу и обнаружении чужеродной силы. Хашвальту восхитительно все равно.
Скоро приходит Аскин. На плечи ложится мягкий плед, в руках появляется кружка с горячим чаем, и Хашвальт понимает, что замерз.
- Ну вот, а говоришь, что не ребенок, - тихо ворчит Аскин, и Хашвальт не находит, что ему ответить. – Ты бы еще себе что-нибудь отморозил, для полного счастья.
- Программа следила за моими данными, - наконец говорит Хашвальт и делает крошечный глоток. – Нет нужды беспокоиться.
- Конечно следила, - Аскин убирает лишние данные с рабочего поле, фасует информацию по папкам. – Я же сам ее писал. Для некоторых, с отмороженным чувством самосохранения.
- Все в порядке с моими чувствами, - ощущения возвращаются медленно, словно оттаивают. Первым Хашвальт чувствует раздражение, которое всегда появляется, стоит Аскину засветиться в зоне видимости.
- Вот и замечательно. – Аскин хлопает в ладоши и довольно улыбается. – До завтра – постельный режим. И да, да, ты уже не маленький, - добавляет он, закатив глаза, прежде чем Хашвальт успевает начать возмущаться.
Приходиться встать и, выпутавшись из пледа, пойти к двери. Спорить с Аскином, когда тот настроен серьезно, - себе дороже.
- Хашвальт, - окликает его Аскин, когда Хашвальт берется за ручку двери. – Перчатки не забудь. По коридорам же дети ходят.
Хашвальту как никогда хочется испытать на нем свой фольштендиг.
Ночью он спит плохо. Перед глазами отливают миллионами зеркал бескрайние небоскребы, знакомая реяцу стелется по коже прохладным шелком, а под сердцем бьется черное и горячее. Беспричинный страх щекочет нервы.
Хашвальт быстро одевается и уходит в комнату управления. Первое правило хорошего грандмастера: если не получается заняться полезными вещами, займись бесполезными, но на благо Ванденрейха. Хашвальт уже начал составлять себе такой список – на будущее.
Ночью Силберн кажется замерзшим, совсем не живым, как ледяной замок из детских книжек. Хашвальт не помнит, откуда такие образы в его голове, но, видимо, Аскин таскал из мира живых не только журналы.
В комнате темно, чисто и снова оглушающе пахнет антисептиком. Чистота успокаивает.
Хашвальт садится в кресло и запускает все экраны. Камеры выдают только черноту, подсвеченную тепловизором до бледной синевы – конечно, кто еще будет гулять по коридорам в такое время. Хашвальт включает обратную перемотку на тройную скорость и откидывается на спинку. После дневного путешествия его все еще укачивает.
Камеры выдают НаНаНу и Аскина: первый что-то бесцветно цедит, а второй беспокойно размахивает руками. В быстрой смене кадров такая активность смотрится комично, но все равно слишком странно, даже для Аскина. Хашвальт отматывает назад и включает звук.
- Я проверил этажи до пятнадцатого, нихера это не клапаны, - НаНаНа перебрасывает в другую руку коробку с инструментом и смачно цыкает. – Ты ведь знал?
- Я думал об этом, - уклончиво говорит Аскин. Эта осторожность может обмануть НаНаНу – да кого угодно! – но не Хашвальта. Хашвальт знает его слишком долго. – Ты спускался ниже?
- Сдурел? – лениво огрызается НаНаНа. – Я псих, что ли, по-твоему? Там такой холод – у меня чуть легкие не отморозились, когда я просто дышал. Прикинь, работал бы!
- Ясно, - говорит Аскин и задумчиво разглядывает свои ногти. – Завтра с утра сам спущусь.
- Тебе жить, что ли, надоело?
- Нет, - Аскин улыбается, и Хашвальта мороз идет по коже от его улыбки. – Но если я не спущусь завтра, то через неделю жить надоесть может вам.
Дальше Хашвальт не слушает.
Все проходы к лифтам, ведущим на нижние уровни, он знает лучше всех в Силберне. Большинство из них даже сделаны по его приказу. Он может пройти их на руках, ночью, с закрытыми глазами, по слепым точкам камер и даже все это вместе взятое. Но сейчас он торопится: утро у Аскина начинается действительно рано.
Холод продирает до костей, влажно оседает на коже, красит волосы в иней. На минус двадцать третьем приходится активировать блут: руки начинают дрожать и плохо слушаются.
В Шатер, огромный прозрачный куб, до середины расписанный морозными узорами, Хашвальт заходит почти не чувствуя себя от холода. Пальцы соскальзывают, когда он пытается снять перчатки.
Яхве лежит на кровати, и его дыхание прослеживается в воздухе белесыми облачками. Зрачки отчетливо мечутся под опущенным веками. Хашвальт медленно подходит, с каждым шагом заставляя себя дышать мельче, и кладет ладонь ему на лоб.
И едва успевает среагировать. Яхве открывает глаза и выбрасывает руку вперед в отчаянной попытке вцепиться в горло. Защитное заклинание получается само – они все вшиты где-то на подкорке мозга и активируются без его участия. А следом еще одно – связывающее.
Яхве рычит и выгибается в захвате, ледяная реяцу стегает наотмашь. В распахнутых глазах бьется черное пламя.
Хашвальт сомневается всего несколько секунд, а потом выходит в фольштендиг. Ему сейчас нужно равновесие, как никогда нужно. Тяжелые чаши звенят над головой, слепят переливом цепей, реяцу течет по рукам, раскаленная и гибкая, как кнут.
Хашвальт закрывает глаза и задает себе ситуацию: стеклянные дома, черная тень, рыжее солнце, теплая реяцу. Чужая сила – исключить. Весы грохочут и приходят в движение. Хашвальт с замиранием следит, как падает золотой песок, превращаясь в крупицы реяцу и растворяясь в воздухе. Чаши кружатся, движутся то вверх, то вниз, и когда они, наконец, замирают, кажется, будто весь мир оглох, ослеп и застекленел.
Весы выведены из равновесия. Весы требуют крови.
Хашвальт набирает в грудь побольше воздуха и тяжело падает на колени. Яхве выгибается под ладонями, когда он, судорожно дергая пуговицы, пытается содрать с него рубашку. Все не так, напоминает себе Хашвальт, не так, как в прошлым раз – разве что позы похожи. Не будет тех странных стыдных поцелуев, легких касаний на спине и тягучей обволакивающей нежности.
Все, что у тебя есть, - это бешеный зверь в ладонях, жадные до чужой крови, вышедшие из равновесия чаши и всего несколько минут, чтобы не закоченеть здесь ко всем прародителям. Привыкай, ты же собирался стать грандмастером, теперь только так. Кровь, лед и выходные по первым понедельникам года.
Хашвальт расстегивает последнюю пуговицу и распахивает рубашку, обнажая крепкую грудь и напрягшийся живот с белой сетью шрамов. В прошлым раз Хашвальт вылизал их все. В этот раз он собирается оставить новые.
Клинок ложится в ладонь, легкий, практически невесомый, как продолжение руки. Яхве хрипит и бьется под путами, впиваясь скрюченными в судорогах пальцами в голубое плетение, смотрит незнакомым взглядом. Сейчас он чужой, хищник с голодным взглядом.
Хашвальт заглядывает ему в глаза и осторожно, самым кончиком, касается кожи. Кровь течет по лезвию густой каплей, черная и густая как смола; по рукам бьет звериный холод. Хашвальт сцепляет зубы и приказывает рукам двигаться. Порезы ложатся ровно, стеганным кровавым рисунком поверх белых шрамов – Хашвальт прорисовывает их заново, заполняет жизнь Яхве собой. Как эгоистично.
Яхве хрипло загнанно дышит и отчаянно жмурится. Он тоже борется – с чудовищем внутри себя. Хашвальт чувствует, как из него вытекает холод, как светлеют белки глаз, когда он моргает. Чаши над головой звенят колоколом, кричат от восторга, от вкуса чужой силы, выравниваются, грохоча цепями.
Это безумие, все это: кровь, янтарное золото чаш, сталь в ладонях и во взгляде. Хашвальт рисует по телу Яхве шрамы, как хотел бы написать свою историю – ножом по коже. Коченеют пальцы, сводит от холода губы. Чертов холод, да Хашвальт же просто сходит с ума!
Чаши грохочут, и взгляд плывет, цепляется за чужой взгляд, цепкий и настоящий. Яхве гладит необычно ласково, с полуулыбкой, как смотрел в тот день, когда тянул на себя за отвороты новенького кителя и целовал, обнимая ладонью затылок. Хашвальт проваливается в этот светлый взгляд, не выдерживает и – за секунду до того, как накрывает темнотой, – прижимается губами к его губам.
Сквозь ломоту во всем теле отчетливо ощущается жжение в груди. Оно мягким потоком ползет по телу, разливается под ребрами и растекается по векам теплым желтым светом. Хашвальт глубоко вздыхает и открывает глаза.
Базз Би сидит возле его кровати – снова в одной майке – и сосредоточенно водит руками у него над грудью. Вид у него грозный и насупленный.
- Вот видишь, а ты не верил в него, - откуда-то из-за спины говорит Аскин, и Базз Би вздрагивает и поднимает лицо. В его глаза стекают все оттенки солнечного света.
- Я, - голос звучит хрипло, и приходится откашляться. – Я верил.
- А нифига себе ты отморозок, - перебивая его, восхищенно говорит Базз Би, но Хашвальт не верит в его показную браваду. У Базз Би дрожат пальцы. – Я, конечно, знал, что ты псих, но чтоб настолько.
- Базз Би, - строго говорит Аскин, и Базз Би неожиданно послушно замолкает. – Сходи погуляй.
- Ой, да не больно-то и хотелось, - Базз Би соскакивает с табуретки и по его бодрому виду Хашвальт понимает – хотелось. Еще как. – Свистите, если что.
- Базз Би, - зовет тихо Хашвальт. Голос все еще незнакомый, промерзший. – Спасибо.
- Ага, пожалуйста, - машет беззаботно рукой Базз Би, но Хашвальт чувствует, как его отпускает.
- Много он видел? – спрашивает он, когда за Базз Би закрывается дверь.
- Только тебя с мечом и по локоть в крови, - пожимает плечами Аскин, нехорошо так пожимает, дерганно.
- А остальное?
- А остальное ему видеть еще рано, - Аскин поднимается и принимается ходить по комнате. Хашвальт знает, что тот очень многое хочет сейчас ему сказать, но, наверное, последним в этом списке будет: - Зато ты победил Снежную королеву.
Хашвальт чувствует, как правая бровь ползет вверх, а глаз начинает дергать.
- Прости, что?
- По крайней мере, так решили твои детишки. И даже написали тебе на двери, - Аскин фыркает. – Уборщицу прислать?
- Не сейчас, - устало отвечает Хашвальт. У него еще немного кружится голова, и во рту стоит вкус крови, но Аскин прав – ему уже не холодно.
- Ладно, - вздыхает Аскин и улыбается – наконец знакомо, тепло. – Отдыхай, герой. Позже зайду.
Он не понимает – Хашвальт знает это. Никто не понимает и не сможет понять, почему всегда невозмутимый, он пойдет на все ради Его Величества – по горло во льду, по руки в крови, по колено в тине.
Да просто потому, что Император это Император. Он для всех, но не для каждого. Но у Хашвальта есть другое: теплые руки, серебро во взгляде и короткое, на выдохе, «Юграм», которое принадлежит только ему.
Автор: Блудный Автор
Пейринг: Хашвальт/Яхве
Тип: слеш
Рейтинг: R
Жанр: романс
Размер: мини (4471 слово)
По заявке: Хашвальт/Яхве, раскладка важна. Яхве периодически впадает в некоторолируемую ярость, и Хашвальт - единственный, кто может его успокоить. Порка, связывание, контролируемый ущерб.
читать дальше
В комнате у Лильтотто холодно, как на нижних этажах Силберна в худшие времена - те самые, когда вместо электрических котлов там стояли огромные печи. Они громыхали целыми днями и коптили так, что в первую неделю после похолодания все этажи до минус второго заваливало черным дымом. Особенно жалко было спортивные залы: тренироваться в них зимой не было никакой возможности. Не будешь же ты, скрываясь от противника, уходить в тень, если он через полтора шага и так тебя не увидит.
Зато там было очень весело играть в прятки. По крайней мере, девочки приходили от этого в восторг. Девочки... ну надо же, и это будущая охрана Его Величества. Хашвальт скорбно вздыхал, выравнивал чаши, взвешивал и перевешивал все по нескольку раз, и когда сила очередного ребенка приходила в баланс с силой императора, шел готовить новую комнату.
Сейчас печи заменили котлами и генераторами, и потребность в тренировках на улице в тридцатиградусный мороз отпала. Да и для минусовых этажей нашлось более практичное применение.
Лильтотто закутывается с головой в плед, оставляя наружу только лицо. Маленькая, тонкая, с огромными светлыми глазами - Хашвальт не представляет, как будет объяснять ей, что такое фольштендиг, не то что как в него выйти.
- А Его Высочество придет сегодня? - тихо спрашивает она и прижимается плечом к Менине - та сидит в такой же позе и точно так же дрожит от холода, прикусывая синющие губы. И таких в бой - ну смешно же!
- Величество, - механически поправляет Хашвальт и отвечает: - Нет, не придет.
Вчера вечером на минус двенадцатом у нескольких машин полетели клапаны - НаНаНа с утра, ворча и матерясь сквозь черно-белые зубы, полез разбираться. Во всех классах и залах холод стоит такой, что ресницы мгновенно покрываются инеем. Поэтому они все вместе сидят в комнате у Лильтотто - самой высокой, "чтоб как у принцессы" - и пытаются общаться. Тоже в некотором роде занимательное занятие. Хашвальт уже и забыл, когда в последний раз разговаривал с людьми, а не с автоматами по отслеживанию состояния комнат и системой внутренней охраны.
- А почему? - тихо спрашивает Лильтотто и делает печальное лицо.
Штернриттер, напоминает себе Хашвальт. Будущий штернриттер. Блут, фольштендиг и прочие прелести военной жизни... Господи, да она даже смотрит так, словно вот-вот расплачется.
- А завтра придет? - перебивает ее Кендис. Вот из этой может что и получится: взгляд у нее веселый и злой.
- Нет, - так же коротко отвечает Хашвальт.
- Его Высочество... - Менина толкает ее плечом в плечо, и Лильтотто быстро исправляется, - Величество заболел?
- Нет.
- Впал в спячку? - фыркает из угла Базз Би. Он сидит на полу в одной майке и форменных штанах - Хашвальту даже смотреть на него холодно. Нужно будет еще раз просмотреть его данные.
- Нет, конечно, следи за своими словами, - устало говорит он и дергает головой - Жизель быстро одергивает руки, выпутывая пальцы из его волос. Он там косички ему плести собирался, что ли? Что за девчачье занятие?
Хашвальт в который раз напоминает себе поговорить с ним о его манерах и внешнем виде. Хотя Жизель, наверное, опять не поймет и обидится. И так и будет не понимать и обижаться, пока Базз Би не сострижет этот странный зеленый хаер со своей головы. Аргумент "почему ему можно, а мне нет" пока остается единственным, который Хашвальт не может обойти.
- Он просто спит, - тихо говорит Хашвальт, и краем уха улавливает тихий хмык Аскина.
Видимо, Базз Би его тоже слышит.
- Уработался, что ли? - недовольно спрашивает он.
Хашвальт сжимает пальцы в кулаки и заставляет себя думать о, хорошем. Например, о том, как через несколько лет будет гонять его по плацу или в классе - по всем пройденным темам.
- Базз Би, - предостерегающе говорит Аскин, и Базз Би фыркает и отворачивается.
- А он скоро проснется? - тихо спрашивает Лильтотто, и Хашвальт видит, как к нему заинтересованно поворачиваются все остальные, а Аскин заметно подбирается.
- Не знаю, - просто говорит Хашвальт и мотает головой - отросшие волосы щекочут шею.
- Почему не знаешь? - Базз Би не умеет долго обижаться. - Ты же часто у него бываешь.
- Не "ты", а "вы", - исправляет его Хашвальт.
- Ну вы, - послушно исправляется Базз Би. - Вы же двое часто у него бываете.
- Я не бываю, - со смешком говорит Аскин, и Базз Би мрачнеет и сжимает пальцы.
- Ну а чего ты мне тогда тут мозги трахаешь? - почти кричит он, и Хашвальт устало прикрывает глаза. Похоже, привить Базз Би уважение к старшим не удастся никогда.
Поэтому вместо ответа он просто коротко стегает его реяцу, резко, наотмашь, как если бы бил перчаткой. Базз Би растерянно хлопает глазами, открывает рот, закрывает и, сосредоточившись и подобрав ноги, утыкается носом в колени. Так управлять реяцу он еще не умеет. Но обязательно научится - несмотря на внешнюю несуразность, Хашвальт видит в нем огромный потенциал - и тогда придется ждать подобных подлянок за каждым углом.
А еще есть Кендис. И Бамбьетта, которая по несколько раз в сутки подходит к нему со странными предложениями. И Эс, подходить к которому Хашвальт не любит уже сейчас: уж больно странный у него взгляд. И Цан Ду, и Жизель, и Менина с Лильтотто. И вообще детский сад, а не будущая армия против шинигами. Как их вообще можно чему-нибудь научить? Им бы лишь столы разрисовывать, дубасить друг друга обломками тренировочных манекенов да вон, косички ему заплетать.
- Можно, не переживай, - говорит Аскин, когда они выходят из комнаты.
За дверью разливается сонная тишина - даже Базз Би с Бамбьеттой уснули. Наверное, из Хашвальта все-таки не очень хороший рассказчик.
- Я не переживаю, - ровно говорит он и стряхивает цепкие пальцы с плеча. - Его Величеству лучше знать.
Аскин умильно улыбается - он всегда так улыбается, когда Хашвальт заводит разговор об Императоре. Хашвальт ненавидит себя за то, что позволяет ему видеть все это и прощает подобные улыбки, но признает, что без помощи Аскина замерз бы еще в самый первый раз, так и не добравшись до нужного этажа.
- Кстати, - судя по тону, Аскин тактично пытается перевести тему, - ты не заставишь Базз Би звать тебя на Вы.
- Посмотрим, - Хашвальт недовольно хмурится. В последнее время он и сам начал в этом сомневаться.
- Он тебя еще по имени звать будет, - продолжает Аскин. - Или вообще как-нибудь - Юго, например.
Они доходят до конца коридора и поворачивают к лифту. Хашвальт тянет руку к панели, но Аскин перехватывает его за запястье, глядит сердито и без прежней улыбки.
- Отпусти, - говорит ему Хашвальт, и в глазах Аскина появляется стальной блеск.
- Ты куда? - вполне мирно спрашивает он, но Хашвальт знает, сколько войн скрывается за этим миром. Сотни, тысячи смертей на каждый миллиметр улыбки.
Хашвальт до сих пор с содроганием вспоминает выражение лица Аскина, когда вокруг все корчились в Аусвелене, а он просто подошел к ничего не понимающему Хашвальту – бледный до синевы, с запавшими глазами, яркими от частых трещин губами и все такой же беззаботной улыбкой – просто протянул руку и сказал «Ну надо же» и еще – «Пойдем со мной».
И Хашвальт пошел. А на следующий день его поселение исчезло с лица земли.
- Я не обязан перед тобой отчитываться, - сообщает он и тянет руку на себя. Улыбка режет лицо Аскина поперек, хватка на запястье становится крепче.
- Ты не пойдешь, - Хашвальт хочет ему возразить, но не успевает: - Тебе нельзя. Ты еще после прошлого раза не восстановился.
Хашвальт опускает ресницы. Он не любит, когда ему напоминают о его провалах, но рассказывать, что придумал новый способ, он не собирается. Пусть лучше Аскин считает его психом и самоубийцей.
- Я надеюсь, ты не думаешь, что я еще ребенок и обо мне нужно заботиться, - прохладно спрашивает он, и хватка неожиданно ослабевает. Хашвальт выдергивает руку, коротко растирает запястье – кожа в том месте, где держали пальцы Аскина, горит, хотя руки у того обычно ледяные, да и они оба в перчатках.
Аскин смотрит прямо и ласково и улыбается так, что хочется отвернуться, убежать, да хоть еще раз пережить Аусвелен – лишь бы не видеть этой затягивающей улыбки.
- Конечно, не думаю, - говорит он, растягивая слова, и делает шаг назад, освобождая проход к лифту. – Ты уже большой мальчик. И про неполадки внизу я напоминать не буду. И как скачет твоя реяцу уже сейчас, не замечу. И что Шатер будет таким плотным еще как минимум неделю, конечно, не напомню. Я же тебе не мамочка, в самом деле.
Он делает еще пару шагов назад, опирается спиной о стену и ждет.
Если Хашвальт хочет идти, сейчас самое время: через пару часов совсем стемнеет, и на нижних этажах, которые они в целях экономии зимой не освещают, будет замерзать даже дыхание. А он еще не известно, сколько времени там проведет. Но под пронизывающим, обманчиво ласковым взглядом Аскина трудно даже пошевелиться.
Хашвальт одергивает себя, ругая за глупость: ему пора перестать держаться Аскина, если он планирует в будущем отобрать у него пост грандмастера. А он планирует: чтобы быть хоть на немного, но ближе к Его Величеству.
Поэтому он старательно стирает с лица взволнованное выражение и поднимает взгляд. Аскин хмыкает и говорит таким тоном, словно вручает награду – за храбрость, наверное. Или за заслуги перед Родиной. Хотя Родину Хашвальта он сам же и выжег дотла.
- А вот про то, что я позавчера установил на центральный компьютер систему наведения, я все же тебе расскажу.
О том, что с этого нужно было начинать, Хашвальт благоразумно молчит. Он просто наклоняет голову и проходит мимо – мимо лифта, мимо довольного собой Аскина, мимо дверей спального блока – и уходит в рабочее крыло.
В комнате центрального управления все так же, как и три дня назад: по подсвеченной синим темной панели с клавиатурой и кнопками бегают белые огоньки электричества, толстые кабели, которыми увешаны стены, то и дела перемигиваются синим – когда по ним пробегают особо сильные разряды; отчетливо пахнет дезинфицирующим средством и снегом. Аскин любит эту комнату, потому что считает ее своей – наверное, даже больше чем свою спальню – но никогда не противится, если Хашвальт заходит посмотреть или помочь.
Его работа завораживает Хашвальта строгостью и безупречностью: проверить системы безопасности – от самых нижних этажей, на которые никто не посмеет опуститься, до самых верхних, куда без посторонней поддержки никто не сможет заползти.
Отследить перемещение Килге по Уэко Мундо; Аскин говорит, что доверяет им всем, что они для него, как для Императора, - почти родные дети. Но потом смеется, гладит кончиком пальца губы, растирая улыбку во что-то ядовито-сладкое, и говорит, что Килге достаточно тихий, чтобы суметь незаметно подобраться на опасное расстояние, и слишком любит власть, чтобы Аскин мог ему это позволить.
Мониторить залы, кабинеты и коридоры во время практических занятий, чтобы Лильтотто случайно не вышла из тени за пределы Силберна, а Базз Би не подпалил стрелой западную лабораторию. Еще раз.
И так двадцать четыре часа в сутки с короткими перерывами на обед, сон и наставление молодого поколения на путь истинный. Хашвальт знает, что когда он станет грандмастером, то будет уделять своим обязанностям еще больше времени. А он обязательно станет. Кажется, Аскин тоже это чувствует – или просто так верит в него.
Это раздражает, но не дается провалиться в себя окончательно.
Хашвальт откатывает кресло и садится, проводит ладонью над панелью управления, запуская систему. Кнопки чистые и матово черные, с синим контуром подсветки. Если по ним провести пальцем, перчатка скрипит, кожано и влажно. Неприятный звук, поэтому Хашвальт предпочитает сенсорное управление.
Здесь, наверное, чище, даже чем у Аскина в спальне – Хашвальт был там пару раз, когда после не самых удачных тренировок ходил получать дополнительный комплект формы. В прошлый раз, например, он заметил под кроватью странную цветную тряпку, а на столике журнал – кажется, из мира живых – весьма сомнительного содержания.
Нет, все-таки Аскин невыносимый педант, когда дела не касается его самого. В своем собственном мире тотальному порядку предпочитает он маленький хаос.
Система загружается медленно, неохотно, подвисая на каждом шаге: у них до сих пор беда с грамотными техниками. Хотя упрекнуть в чем-то Аскина трудно – в конце концов, Хашвальт только намекнул на возможность подобной установки, даже не надеясь собрать ее когда-то в действительности: слишком много времени и сил в последнее время уходило на тренировки выхода и удержания фольштендига. Еще и этих детей Килге сгрузил на него, а сам сбежал в свое Уэко Мундо.
А вот Аскин – пожалуйста...
На экране из черноты медленно проявляются изображения с точек слежения: коридоры, спортивные залы, библиотека, техническое оборудование плюсовых этажей, лифты, выходы из спален. В самих спальнях камер: Аскин же им доверяет. Изображения зернистые, идут крупными клетками, постепенно становясь четче и ярче. Цветную макушку Базз Би Хашвальт выхватывает первой – просто взгляд цепляется за темное зеленое пятно на фоне стерильно белого коридора.
Базз Би сидит в одном из залов и, сложив ладони домиком, что-то сосредоточенно шепчет. Хашвальт подается вперед, вглядывается в еще расплывающееся изображение. Между пальцев у Базз Би – пламя. Крохотное, но яркое, как земное солнце. Оно дрожит, собранное в неровный шарик, но все разрастается, почти касаясь то и дело выбивающимися языками пальцев.
Базз Би жмурится и кривит губы и выражение сосредоточенности медленно сменяется удовлетворенностью и спокойствием – Хашвальт, наверное, впервые видит Базз Би, когда тот не орет, не дерется и не пытается что-нибудь сломать. Вполне себе… мирное зрелище.
Базз Би хмурится, его черты становятся резче, а по лицу проскальзывает короткая судорога – и шарик в его руках лопается, рассыпаясь по запястьям ворохом ярких отблесков. На руках проступают ожоги. Базз Би кривится, недовольно цыкает и трясет руками. Ему наверняка сейчас очень больно: кожа на ладонях и запястьях надувается и идет волдырями.
Хашвальт недовольно хмурится и находит на мониторах Аскина.
На сигнал Аскин отвечает спустя несколько секунд.
- Ты там еще живой? – спрашивает он вместо приветствия, и девушка-прислуга, сидящая напротив него, несмело улыбается и поднимается с места, подобрав поднос со стола.
- Зайди к Базз Би, - говорит ему Хашвальт, глядя, как служанка скрывается за поворотом – невзрачная, безликая, и как только Аскин различает их? – Он сейчас в библиотеке.
У Аскина смешно вытягивается лицо, а губы странно кривятся, словно он никак не может решить, хочет он смеяться или нет.
- Прости, тут, кажется, помехи, - говорит он со смешком. – Мне только что послышалось, будто ты сказал, что Базз Би…
- В библиотеке, - повторяет Хашвальт. – Поторопись, пока он не спалил там все до конца.
- Значит, все-таки огонь, - бормочет Аскин и раскрывает тень. Пространство идет волной и заглатывает его вместе со стулом. Показушник.
Хашвальт недовольно дергает головой. Ничего, он скоро тоже так научиться. В затяжных боях они сражаются уже почти на равных – главное не дать Аскину победить в первые две секунды боя.
Хашвальт снова поворачивается к экрану – Базз Би вздрагивает, когда Аскин выходит из тени и чуть не наворачивается со стула – и выключает это окошко. Слушать в очередной раз, что Базз Би думает о нем, Аскине и их заботе, ему не хочется.
Вместо этого он разворачивает на весь экран самое последнее окно и увеличивает четкость. Где-то за монитором провода щелкают и плюются искрами, но система продолжает работать, и Хашвальт решает включить дистанционную систему обогрева и приготавливается ждать.
На экране медленно тают морозные узоры – камеры в Шатре всегда замерзают, как их не защищай. Сила Императора слишком велика, чтобы от нее можно было закрыться обычными обогревателями. Но сейчас, согреваемая точечным потоком реяцу, камера быстро оттаивает, по экрану бегут тонкие струйки талой воды.
Когда сквозь быстро просыхающие потоки проступают контуры тела, Хашвальт напрягается и подается ближе. Яхве лежит закрыв глаза, и вокруг него вьются тонкие ледяные вихри – сила бьет из него толчками, пытается найти снаружи то, что не может достать внутри.
Хашвальт, не отводя взгляда, быстро снимает перчатки, откладывает их на приборную панель и кладет ладони на сенсорный дисплей. Глубоко вдыхает и закрывает глаза.
Чувство опасности разлетается по телу колокольным звоном. Хашвальт напрягается и убеждает себя, что ничего страшного ему не грозит, что он далеко, за тридцать этажей от угрозы, и взбесившаяся сила Императора просто не может причинить ему вреда. По коже, остывая, щекотно бегут потоки блута.
Хашвальт жмурится, проваливаясь в чернильную темноту.
Перед глазами быстро светлеет. Хашвальт открывает глаза, закрываясь ладонью от яркого света, и оглядывается. Вокруг него – стеклянные небоскребы, стопками сложенные друг на друга и уходящие блестящими окнами высоко в небо.
Безупречная иллюзия силы чертова земного мальчишки. Его Величество почему-то назвал это внутренним миром. Хотя какой может быть внутренний мир у трехмесячного пацана в цветных ползунках – для него и внешний-то пока ограничивается двумя комнатами и улыбчивыми лицами родителей и какого-о мужчины с серыми глазами и в полосатой панамке.
Хашвальт прикладывает ладонь к груди и прислушивается к реяцу. Сила Куросаки Ичиго ощущается как маленький паразит, крошечный уродливый карлик, который незаметно просачивается в этот мир. Хашвальт пробует коснуться его реяцу – плотный, жесткий. Жжется. И воздух вокруг него дрожит и идет черными волнами.
Сила Его Величества, родная и прохладная, укутывает, прикрывает в тот момент, когда этот жесткий комок вспыхивает и разлетается в стороны быстро тлеющими обрывками. У Хашвальта ощущение, будто его закатали под слой льда, а сверху рушится, оплавляясь, мир, и холодная талая вода затекает в глаза и уши, становится трудно дышать.
Хашвальт чувствует, как его тянет обратно: программа не выдерживает такой перегрузки, пребывание в чужом внутреннем мире – пусть и визуально – может сильно сказаться на его силе. Он поспешно отзывает команды, и тело становится легким, в несколько крупинок реяцу и весит всего пару бит.
В последний миг, когда программа сворачивается, подчищая точки отхода, взгляд цепляется за темный силуэт – черные длинные волосы и черный плащ, обведенный по контуру рыжим. Яхве смотрит сквозь странные оранжевые очки, улыбается – так знакомо! – самым уголком губ и не двигается. Он не помнит Хашвальта, он не узнает его. Хотя выглядит точь в точь как в тот день, когда Хашвальт в последний раз видел его с открытыми глазами.
В груди болит.
Хашвальта выбрасывает обратно в комнату управления, и несколько минут он просто сидит, глядя на бегающие по экрану строчки с информацией: что-то о потерях реяцу и обнаружении чужеродной силы. Хашвальту восхитительно все равно.
Скоро приходит Аскин. На плечи ложится мягкий плед, в руках появляется кружка с горячим чаем, и Хашвальт понимает, что замерз.
- Ну вот, а говоришь, что не ребенок, - тихо ворчит Аскин, и Хашвальт не находит, что ему ответить. – Ты бы еще себе что-нибудь отморозил, для полного счастья.
- Программа следила за моими данными, - наконец говорит Хашвальт и делает крошечный глоток. – Нет нужды беспокоиться.
- Конечно следила, - Аскин убирает лишние данные с рабочего поле, фасует информацию по папкам. – Я же сам ее писал. Для некоторых, с отмороженным чувством самосохранения.
- Все в порядке с моими чувствами, - ощущения возвращаются медленно, словно оттаивают. Первым Хашвальт чувствует раздражение, которое всегда появляется, стоит Аскину засветиться в зоне видимости.
- Вот и замечательно. – Аскин хлопает в ладоши и довольно улыбается. – До завтра – постельный режим. И да, да, ты уже не маленький, - добавляет он, закатив глаза, прежде чем Хашвальт успевает начать возмущаться.
Приходиться встать и, выпутавшись из пледа, пойти к двери. Спорить с Аскином, когда тот настроен серьезно, - себе дороже.
- Хашвальт, - окликает его Аскин, когда Хашвальт берется за ручку двери. – Перчатки не забудь. По коридорам же дети ходят.
Хашвальту как никогда хочется испытать на нем свой фольштендиг.
Ночью он спит плохо. Перед глазами отливают миллионами зеркал бескрайние небоскребы, знакомая реяцу стелется по коже прохладным шелком, а под сердцем бьется черное и горячее. Беспричинный страх щекочет нервы.
Хашвальт быстро одевается и уходит в комнату управления. Первое правило хорошего грандмастера: если не получается заняться полезными вещами, займись бесполезными, но на благо Ванденрейха. Хашвальт уже начал составлять себе такой список – на будущее.
Ночью Силберн кажется замерзшим, совсем не живым, как ледяной замок из детских книжек. Хашвальт не помнит, откуда такие образы в его голове, но, видимо, Аскин таскал из мира живых не только журналы.
В комнате темно, чисто и снова оглушающе пахнет антисептиком. Чистота успокаивает.
Хашвальт садится в кресло и запускает все экраны. Камеры выдают только черноту, подсвеченную тепловизором до бледной синевы – конечно, кто еще будет гулять по коридорам в такое время. Хашвальт включает обратную перемотку на тройную скорость и откидывается на спинку. После дневного путешествия его все еще укачивает.
Камеры выдают НаНаНу и Аскина: первый что-то бесцветно цедит, а второй беспокойно размахивает руками. В быстрой смене кадров такая активность смотрится комично, но все равно слишком странно, даже для Аскина. Хашвальт отматывает назад и включает звук.
- Я проверил этажи до пятнадцатого, нихера это не клапаны, - НаНаНа перебрасывает в другую руку коробку с инструментом и смачно цыкает. – Ты ведь знал?
- Я думал об этом, - уклончиво говорит Аскин. Эта осторожность может обмануть НаНаНу – да кого угодно! – но не Хашвальта. Хашвальт знает его слишком долго. – Ты спускался ниже?
- Сдурел? – лениво огрызается НаНаНа. – Я псих, что ли, по-твоему? Там такой холод – у меня чуть легкие не отморозились, когда я просто дышал. Прикинь, работал бы!
- Ясно, - говорит Аскин и задумчиво разглядывает свои ногти. – Завтра с утра сам спущусь.
- Тебе жить, что ли, надоело?
- Нет, - Аскин улыбается, и Хашвальта мороз идет по коже от его улыбки. – Но если я не спущусь завтра, то через неделю жить надоесть может вам.
Дальше Хашвальт не слушает.
Все проходы к лифтам, ведущим на нижние уровни, он знает лучше всех в Силберне. Большинство из них даже сделаны по его приказу. Он может пройти их на руках, ночью, с закрытыми глазами, по слепым точкам камер и даже все это вместе взятое. Но сейчас он торопится: утро у Аскина начинается действительно рано.
Холод продирает до костей, влажно оседает на коже, красит волосы в иней. На минус двадцать третьем приходится активировать блут: руки начинают дрожать и плохо слушаются.
В Шатер, огромный прозрачный куб, до середины расписанный морозными узорами, Хашвальт заходит почти не чувствуя себя от холода. Пальцы соскальзывают, когда он пытается снять перчатки.
Яхве лежит на кровати, и его дыхание прослеживается в воздухе белесыми облачками. Зрачки отчетливо мечутся под опущенным веками. Хашвальт медленно подходит, с каждым шагом заставляя себя дышать мельче, и кладет ладонь ему на лоб.
И едва успевает среагировать. Яхве открывает глаза и выбрасывает руку вперед в отчаянной попытке вцепиться в горло. Защитное заклинание получается само – они все вшиты где-то на подкорке мозга и активируются без его участия. А следом еще одно – связывающее.
Яхве рычит и выгибается в захвате, ледяная реяцу стегает наотмашь. В распахнутых глазах бьется черное пламя.
Хашвальт сомневается всего несколько секунд, а потом выходит в фольштендиг. Ему сейчас нужно равновесие, как никогда нужно. Тяжелые чаши звенят над головой, слепят переливом цепей, реяцу течет по рукам, раскаленная и гибкая, как кнут.
Хашвальт закрывает глаза и задает себе ситуацию: стеклянные дома, черная тень, рыжее солнце, теплая реяцу. Чужая сила – исключить. Весы грохочут и приходят в движение. Хашвальт с замиранием следит, как падает золотой песок, превращаясь в крупицы реяцу и растворяясь в воздухе. Чаши кружатся, движутся то вверх, то вниз, и когда они, наконец, замирают, кажется, будто весь мир оглох, ослеп и застекленел.
Весы выведены из равновесия. Весы требуют крови.
Хашвальт набирает в грудь побольше воздуха и тяжело падает на колени. Яхве выгибается под ладонями, когда он, судорожно дергая пуговицы, пытается содрать с него рубашку. Все не так, напоминает себе Хашвальт, не так, как в прошлым раз – разве что позы похожи. Не будет тех странных стыдных поцелуев, легких касаний на спине и тягучей обволакивающей нежности.
Все, что у тебя есть, - это бешеный зверь в ладонях, жадные до чужой крови, вышедшие из равновесия чаши и всего несколько минут, чтобы не закоченеть здесь ко всем прародителям. Привыкай, ты же собирался стать грандмастером, теперь только так. Кровь, лед и выходные по первым понедельникам года.
Хашвальт расстегивает последнюю пуговицу и распахивает рубашку, обнажая крепкую грудь и напрягшийся живот с белой сетью шрамов. В прошлым раз Хашвальт вылизал их все. В этот раз он собирается оставить новые.
Клинок ложится в ладонь, легкий, практически невесомый, как продолжение руки. Яхве хрипит и бьется под путами, впиваясь скрюченными в судорогах пальцами в голубое плетение, смотрит незнакомым взглядом. Сейчас он чужой, хищник с голодным взглядом.
Хашвальт заглядывает ему в глаза и осторожно, самым кончиком, касается кожи. Кровь течет по лезвию густой каплей, черная и густая как смола; по рукам бьет звериный холод. Хашвальт сцепляет зубы и приказывает рукам двигаться. Порезы ложатся ровно, стеганным кровавым рисунком поверх белых шрамов – Хашвальт прорисовывает их заново, заполняет жизнь Яхве собой. Как эгоистично.
Яхве хрипло загнанно дышит и отчаянно жмурится. Он тоже борется – с чудовищем внутри себя. Хашвальт чувствует, как из него вытекает холод, как светлеют белки глаз, когда он моргает. Чаши над головой звенят колоколом, кричат от восторга, от вкуса чужой силы, выравниваются, грохоча цепями.
Это безумие, все это: кровь, янтарное золото чаш, сталь в ладонях и во взгляде. Хашвальт рисует по телу Яхве шрамы, как хотел бы написать свою историю – ножом по коже. Коченеют пальцы, сводит от холода губы. Чертов холод, да Хашвальт же просто сходит с ума!
Чаши грохочут, и взгляд плывет, цепляется за чужой взгляд, цепкий и настоящий. Яхве гладит необычно ласково, с полуулыбкой, как смотрел в тот день, когда тянул на себя за отвороты новенького кителя и целовал, обнимая ладонью затылок. Хашвальт проваливается в этот светлый взгляд, не выдерживает и – за секунду до того, как накрывает темнотой, – прижимается губами к его губам.
Сквозь ломоту во всем теле отчетливо ощущается жжение в груди. Оно мягким потоком ползет по телу, разливается под ребрами и растекается по векам теплым желтым светом. Хашвальт глубоко вздыхает и открывает глаза.
Базз Би сидит возле его кровати – снова в одной майке – и сосредоточенно водит руками у него над грудью. Вид у него грозный и насупленный.
- Вот видишь, а ты не верил в него, - откуда-то из-за спины говорит Аскин, и Базз Би вздрагивает и поднимает лицо. В его глаза стекают все оттенки солнечного света.
- Я, - голос звучит хрипло, и приходится откашляться. – Я верил.
- А нифига себе ты отморозок, - перебивая его, восхищенно говорит Базз Би, но Хашвальт не верит в его показную браваду. У Базз Би дрожат пальцы. – Я, конечно, знал, что ты псих, но чтоб настолько.
- Базз Би, - строго говорит Аскин, и Базз Би неожиданно послушно замолкает. – Сходи погуляй.
- Ой, да не больно-то и хотелось, - Базз Би соскакивает с табуретки и по его бодрому виду Хашвальт понимает – хотелось. Еще как. – Свистите, если что.
- Базз Би, - зовет тихо Хашвальт. Голос все еще незнакомый, промерзший. – Спасибо.
- Ага, пожалуйста, - машет беззаботно рукой Базз Би, но Хашвальт чувствует, как его отпускает.
- Много он видел? – спрашивает он, когда за Базз Би закрывается дверь.
- Только тебя с мечом и по локоть в крови, - пожимает плечами Аскин, нехорошо так пожимает, дерганно.
- А остальное?
- А остальное ему видеть еще рано, - Аскин поднимается и принимается ходить по комнате. Хашвальт знает, что тот очень многое хочет сейчас ему сказать, но, наверное, последним в этом списке будет: - Зато ты победил Снежную королеву.
Хашвальт чувствует, как правая бровь ползет вверх, а глаз начинает дергать.
- Прости, что?
- По крайней мере, так решили твои детишки. И даже написали тебе на двери, - Аскин фыркает. – Уборщицу прислать?
- Не сейчас, - устало отвечает Хашвальт. У него еще немного кружится голова, и во рту стоит вкус крови, но Аскин прав – ему уже не холодно.
- Ладно, - вздыхает Аскин и улыбается – наконец знакомо, тепло. – Отдыхай, герой. Позже зайду.
Он не понимает – Хашвальт знает это. Никто не понимает и не сможет понять, почему всегда невозмутимый, он пойдет на все ради Его Величества – по горло во льду, по руки в крови, по колено в тине.
Да просто потому, что Император это Император. Он для всех, но не для каждого. Но у Хашвальта есть другое: теплые руки, серебро во взгляде и короткое, на выдохе, «Юграм», которое принадлежит только ему.
@темы: текст, Яхве, Эс Нодт, Юграм Хашвальт, Бамбиетта Бастербайн, Базз-Би, Цанг Ду, Килге Опи, Аскин Накк Ле Вар, Кэндис Кэтнипп, Лильтотто Лэмпард