[Wandenreich]

Название: Договор
Автор:  Umbridge
Бета:  Мимимические мышцы Экклстона
Размер: мини, 3120 слов
Пейринг/Персонажи: Юграм Хашвальт/Исида Рюкен, Исида Урю
Категория: слэш
Жанр: драма, ангст
Рейтинг: PG-13
Предупреждение: постканон
Краткое содержание: Когда имеешь дело с Хашвальтом, нужны гарантии

Хашвальт убирает за ухо золотистую прядь, смотрит на Рюкена снизу вверх.

— Дай сигарету, — просит тихо. Рюкен только вошел проверить, как поживает братец и раздраженно вытряхивает из пачки одну.

— Куришь?

Хашвальт не отвечает, откидывается на подушку, подносит сигарету к губам.

— Прикури.

Рюкена бесит его манера разговаривать. Он не просит, приказывает каждый раз, когда ему что-то нужно.

— Прикуривай, — Рюкен кидает ему зажигалку, Хашвальт ловит одной рукой. По запястью вьются свежие шрамы, но не похоже, чтобы ему было больно. Он щелкает колесиком, подносит к кончику сигареты.

— Когда ты поможешь мне вернуть Урю? — цедит Рюкен.

Хашвальт прикрывает глаза, выпускает дым через сжатые зубы. У него худое, бледное лицо, длинные — ниже пояса — волосы потускнели и стали бледно-желтыми, нос заострился, зато рот кажется длиннее и больше.

— Когда ты поможешь мне, — выдыхает он слова вместе с дымом, — поправиться и вернуться к Его Величеству. Нетрудная задача.

Хашвальт ухмыляется, затягивается и протягивает Рюкену окурок. Пепельницы под рукой нет. Рюкен хотел бы затушить этот окурок о его лицо, но забирает то, что осталось от сигареты, достает карманную пепельницу. Свет лампы отражается в ее крышке.

— Только если Урю вернется раньше, чем ты уйдешь, — цедит он. Хашвальт похож на его отца больше, чем он сам. И это отчего-то бесит.

Хашвальт молчит. Рюкен выходит из комнаты, хлопнув дверью, и возвращается к себе. Лампа у кровати все еще горит. Рюкен ложится поверх покрывала, зажигает сигарету. Ему кажется, что тени на потолке разыгрывают странную пантомиму. Пожирают друг друга, превращаются друг в друга. Это напоминает Рюкену войну шинигами и квинси. Войну между квинси. Вторая война тайная и никто не хочет о ней говорить, но между тем все знают — такие, как Хашвальт, никогда не признают таких, как Рюкен.

Он закрывает глаза ладонью и пытается представить лицо Урю, Катагири или Иссина, на худой конец, но видит только Хашвальта. Тот глядит на него и выпускает дым кольцами.


Рюкен приходит к нему утром. Солнце еще только встало, а тот уже не спит, лежит на кровати и смотрит в потолок.

— Ты не вставал? — спрашивает Рюкен, открывая бутылку с йодовым раствором. Хашвальт ухмыляется, убирает слипшиеся волосы со лба.

— Хочешь меня быстрее выкинуть? Я сам хочу уйти, — ухмылка сползает с его губ, как грязь со стены — медленно, очень медленно. Но безмятежность, которую он всегда раньше старался поддерживать, эдакая маска, обратно никак не возвращается. Рюкен следит, как Хашвальт пытается собрать себя из кусков, пытается собрать самообладание и спрятаться от страха.

— Хочешь к обожаемому Императору, Юго? — интересуется Рюкен, обрабатывая рану. — А если твой дар не вернется? Что тогда делать будешь? Он ведь не примет тебя обратно.

Хашвальт морщится, услышав свое имя из его уст. Знает, что Рюкен прав. Повелитель не оставляет в живых отработанный материал. И Рюкену нравится видеть признание своей правоты на красивом лице брата. Он протягивает ему руку.

— Давай — отведу тебя в туалет. Уже можно.

Хашвальт окидывает его взглядом. В глаза дилемма — оттолкнуть ладонь или принять помощь. Но Хашвальт умный, он не разбрасывается помощниками, тем более что других у него нет. Даже когда выбирать приходится между спасением и гордостью. Ведь он нужен Императору. Рюкен ухмыляется: какая похвальная верность. А Хашвальт крепко хватается за его запястье и поднимается на ноги. Он чуть выше Рюкена. На нем сейчас нет даже рубашки. Почти все тело перевязано, открыт только пах, шея, кисти и стопы. И еще голову не тронуло. Все остальное Рюкен тщательно скрывает под бинтами. Ловя взглядом искоса золотистые волосы в паху, Рюкен отворачивается и ведет его к туалету. Хашвальт никак не выдает, что ему неловко, возможно, ему и правда все равно. Рюкену приходится поддерживать Хашвальта, пока тот мочится. Ждать, когда умоется над раковиной, и вести его обратно в комнату. Волосы Хашвальта висят вдоль спины — тусклые, почти мертвые, и Рюкену почему-то жаль их. Надо будет потом помыть ему голову, — отмечает он про себя. Когда Хашвальт опускается на кровать, по нему сразу видно, как бы ни пытался скрывать — он устал. Рюкен выходит ненадолго, чувствуя его взгляд спиной, потом возвращается, приносит ему новую, еще нераспечатанную рубашку и резинки для волос, нанизанные на картонный прямоугольник. Все разных цветов. Розовая, черная, голубая, зеленая. Смешно, наверное, будет смотреться розовая.

Хащвальт кивает. На лице ни отсвета благодарности, глаза закрыты.

— Можешь идти, — говорит Хашвальт. Рюкен качает головой. Приказывает даже в таком состоянии, даже без силы. Даже когда полностью зависит от него.

— Ладно. Оденься только, — бросает Рюкен. Ему не хочется тратить время на спор, ему нужно вернуть сына, а чем дольше Хашвальт отдыхает у него в гостях, тем дальше будет Урю. Рюкен не знает ничего о нем, почти ничего. Ему известно со слов Хашвальта, что Урю жив, но это всего лишь слова. Хашвальт к сожалению не обладает даром показывать картинки на подобие гадального шара, в каких люди пытаются увидеть будущее. Рюкен спускается на кухню, закуривает и принимается за завтрак. Хашвальта надо хорошо кормить, чтобы он скорее набирался сил. Надо его купать, перевязывать, надо покупать ему одежду, чтобы он, убийца тех, кого Рюкен любил, жил дальше, вернулся к своему Императору и после всего этого, может быть, вернул ему сына. Может быть. Потому что нет никаких гарантий. Рюкен неровно нарезает помидоры, кое-как кромсает лук. Готовить омлет он мастер. Научился, когда умерла жена.


День, вечер, ночь. Время тянется бесконечно медленно, звенит в ушах натянутой струной. Хашвальт у него уже неделю. Раны затягиваются быстро, но Рюкен все еще не разрешает ему вставать самостоятельно. А еще Рюкен очень много думает о гарантиях.

На следующее утро он приходит, едва светает, и замечает, что Хашвальт подвязал волосы и надел рубашку. И уже сидит на кровати.

— Еще рано, — хмуро говорит Рюкен и протягивает Хашвальту руку. Тот не отвечает, бросает на него ничего не выражающий взгляд. Рюкен отворачивается. Ему противно красивое лицо брата, и чем оно красивее, тем противнее становится. «Красота — всего лишь видимость», — твердит себе Рюкен, но все равно невольно рассматривает его, когда Хашвальт мочится. Вернувшись в спальню, Рюкен стаскивает с него рубашку.

Перевязка обычно начинается с рук, Рюкен осторожно удаляет старые повязки, слой за слоем, потом пинцетом убирает марлю со швов. Кое-где они еще мокнут. Он обрабатывает раны на предплечьях и плечах. Потом на груди. «Уже почти», — думает с неожиданным страхом. Гарантии, самое время вспомнить о них.

Хашвальт наблюдает за каждым его движением. Рюкену не надо смотреть на него, чтобы представить, как холодные синие, как цветы горечавки, глаза следят за его пальцами. Повязка на бедрах падает к ногам, Рюкен водит марлевым тампоном над коленями.

«Если хочешь действовать, действуй сейчас», — говорит он себе. Хашвальт как будто чувствует — мышцы под руками напрягаются. Рюкен поднимается, откладывает тампон.

— Если ты хочешь чтобы я закончил лечение и помог тебе восстановить силу, ты должен заключить договор.

Хашвальт молчит. Ему все еще трудно стоять. Колени дрожат, лицо белое, кровать со скрипом прогибается — он не выдерживает и садится.

— Договор… Вот ты о чем. Но ты знаешь, что он двусторонний.

— Знаю, — Рюкену не надо напоминать об этом. Он подумал и решил, что Урю того стоит.

— Хорошо, — тянет Хашвальт после паузы. — Дай сигарету.

— Привыкнешь.

— Не волнуйся, — он приподнимает руку, расставляет пальцы. Рюкен вкладывает в нее сигарету.

— Сейчас принесу завтрак… Обряд проведем вечером, — цедит он и разворачивается, чтобы уйти.

— Ты ненавидишь меня? — спрашивает в спину Хашвальт. Рюкен выпрямляется, поправляет очки.

— Нет, — бросает грубо и выходит из комнаты. Чертов Юго решил провести с ним беседу, но ничего не выйдет. Рюкен не нуждается в спасении души.

Хашвальт съедает завтрак и возвращает тарелки. Рюкен сидит и смотрит, как тот ест и ему хочется поскорее убраться из комнаты. Потому что, глядя на Хашвальта, он вспоминает детство. Как тот приходил к ним в дом, как сидел с ним на ковре и выигрывал в шахматы, как лежал на его кровати. Тогда Рюкену он нравился, такой взрослый, спокойный, настоящий квинси, и теперь ему стыдно за эту симпатию.

Хашвальт не беспокоит его весь день, и Рюкен звонит на работу. Отпуск, который он себе дал, заканчивается, и надо снова придумать что-то, чтобы не выходить. Хашвальт разрушает его мирную жизнь, но Рюкену все равно. Она давно разрушена, от нее не осталось камня на камне, ни семьи, ни работы — ничего. Терять ему нечего.

После разговора с секретарем Рюкен долго еще сидит в кресле и смотрит через большое окно на улицу, где медленно падает снег.

Вечером Рюкен приходит в комнату Хашвальта. Тот уже поужинал и листает книгу, одну из тех, что принес ему Рюкен еще в первые дни. Смотрит на него поверх обложки.

— Договор?

Рюкен кивает. Иначе Хашвальт никогда не выполнит свое обещание, поправится, восстановит силу и исчезнет. Тогда Урю не вернется. Но есть договор. Конечно, взамен придется пожертвовать чем-то, но это не важно. Рюкен вытягивает руку — из ладони падает и повисает на цепочке тонкий крест. Количество силы Хашвальта не имеет значения, важно одно: обе стороны должны быть квинси. Хашвальт болезненно кривит губы, но на попятную не идет. Рюкен понимает, что у него своя выгода в этом деле. Он подходит, садится на кровать и вкладывает свой крест в ладонь Хашвальта, а потом крепко сжимает его пальцы. Крест впивается концами в ладонь, Хашвальт стискивает зубы, слышно как они скрипят, кровь начинает капать на колени. Рюкен поднимает глаза, смотрит прямо на него, и тот не отводит взгляд. Слова формулы легко слетают с языка. Любой квинси знает их наизусть, впитывает с молоком матери, с кровью Императора. Воздух вокруг их рук начинает сгущаться, вены под кожей чернеют и кажется, что их пальцы и ладони обтянуты плотной черной кожей. Это не больно, просто перестаешь чувствовать кисти. Когда руки чернеют до локтей, Рюкен говорит последнюю фразу. «Мой залог — твоя плата». И все кончается. Чернота пропадает, Рюкен разжимает пальцы и забирает крест.

— Ты понимаешь, что я потребую взамен? — спрашивает Хашвальт, вытирая кровь кончиком одеяла.

Рюкен кивает.

— Мне все равно. Я готов.

Мне нечего терять.

С этими словами он выходит из комнаты и закрывает за собой дверь. Договор заключен, теперь они связаны намертво. И Рюкену придется жить в этих путах, пока требование Хашвальта не будет удовлетворено. Но самое неприятное в договоре даже не это. А необходимость держаться рядом с тем, с кем ты его заключаешь. Рюкену не хочется видеть Хашвальта чаще, чем того требует необходимость. Лечить — да, разговаривать — нет. Отец Хашвальта свой выбор сделал, сделал его и отец Рюкена. Когда-то Рюкену было больно терять брата, и теперь он не хочет снова подходить к нему слишком близко.


Рюкен выполняет обещанное. Он лечит Хашвальта, и через неделю тот уже может сам вставать. Сила восстанавливается даже быстрее, чем кожа, Рюкен не видит ее, но чувствует, как она постепенно набирает обороты. Однажды он готовит обед на кухне, режет в бульон какие-то овощи, как вдруг чувствует сзади всплеск силы. Он оборачивается — Хашвальт прямо за ним, в ночной рубашке до колен, волосы собраны резинкой, и целит ему в грудь стрелой. Тетива натянута до упора. Рюкен удивленно вскидывает брови.

— Уже?

Хашвальт кивает и сильнее задирает локоть.

— Но это не твой вид оружия, — вспоминает Рюкен. Точно, ведь у Хашвальта была сила Баланса.

— Ничего, благодаря договору я могу создать духовный лук, — тянет Хашвальт, все еще целясь в него. В этом жесте нет ни злости, ни радости, только полная сосредоточенность на нем, на цели. Рюкен складывает руки на груди.

— И долго ты будешь целить в меня?

— Извини, мне надо было потренироваться, — Хашвальт убирает лук и убирает выбившиеся пряди с лица. — Я пришел завтракать.

Рюкену не нравится его выражение лица, но что поделать, приходится мириться. Он и сам чувствует, что структура его силы изменилась. Возможно, он даже сумеет создать весы? А еще он испытывает физическое желание прикоснуться к Хашвальту. С этим трудно бороться. Хашвальт, кажется, тоже чувствует нечто подобное. Он подходит и берет Рюкена за руки.

— Извини. Нам это нужно.

Рюкин кивает. От пальцев к плечам, от плеч к груди разливается приятное тепло, течет ниже, по животу к паху, превращаясь в возбуждение. Рюкену не хочется разжимать пальцы, но он понимает, что желание близости — не его, что это договор так действует на них. Потому Рюкен отходит, разрывая контакт.

— Садись, сейчас будем есть, — говорит сухо. Хашвальт не настаивает. Ему, скорее всего, так же, как Рюкену, неприятна эта необходимость прикосновений. У Хашвальта горячие тонкие пальцы, раскаленная кожа, и ощущение сухого жара еще долго не исчезает. Рюкену кажется, что он по-прежнему прикасается к Хашвальту.


Вечером Хашвальт приходит к нему в кабинет и требует начать тренировки.

— Я знаю, — говорит он, — что у тебя есть место… Полигон.

Рюкен не сразу отвечает. Он проверяет карты больных и думает, может ли он пустить Хашвальта в подвал. О нем знают всего трое: Урю, Иссин и сам Рюкен. Точнее, теперь четверо.

— Откуда ты знаешь? — Рюкен оборачивается, снимает очки. Ладони чешутся, так сильно ему хочется потрогать, обнять Хашвальта. Или ударить. Подойдет любой контакт. Тот вытаскивает сигарету из его пачки, прикуривает его зажигалкой и равнодушно пожимает плечами.

— У меня свои источники.

Да, не следовало ожидать, что Хашвальт расскажет. Их тайны спят вечным сном вместе с Императором.

— Начнем с завтрашнего дня.

Рюкену не надо оглядываться, чтобы понимать, как сейчас смотрит на него Хашвальт. Он слишком хорошо помнит его самого и его взгляды, хотя старался забыть все эти годы. Он выходит из кухни, оставляя Хашвальта курить сигареты, и хватает пальто с вешалки. Хочется оказаться как можно дальше от дома, уйти глубже в темноту ночного города, раствориться в ней, задержать еще на один час момент расплаты. Рюкен часто думает о смерти, он ощущает ее физически, видит, как умирает его тело с каждым днем, как рассыпается с каждой болезнью, как неумолимо приближается тот день, когда он перейдет в другой мир. Рюкен всегда чувствует смерть в черноте холодной улицы. Но сейчас, когда идет против ветра в распахнутом пальто, он думает, что умереть как другие было бы неплохо. Договор лишил его этой возможности.



Первая же тренировка показывает Рюкену, насколько быстро к Хашвальту возвращается силы. Кровь Императора в его венах подпитывает, подкармливает его. С первого раза он успешно восстанавливает весы. И одновременно не теряет способности создавать лук. Они с Рюкеном сражаются, и Рюкен понимает, что еще немного, и может проиграть подчистую. Хашвальт, одетый в его брюки и рубашку, выглядит до странности чуждо и непривычно. Пожалуй, даже в детстве он никогда не одевался так. Но ему приходится подвязывать волосы, носить то, что дает ему Рюкен. До поры до времени. Когда условия договоры будут соблюдены, они поменяются местами.

Хашвальт убирает лук и молча идет к выходу. Рюкен направляется за ним.

После тренировки они молча ужинают, не глядя друг на друга. Хашвальт ест мало, пьет воду и кажется абсолютно удовлетворенным. Про себя Рюкен такого сказать не может.

Вторая и третья тренировки проходят для него на пределе возможного. Все, осталось немного. Рюкен не знает, чего больше в этом открытии — радости или боли. Скоро Урю вернется домой. Но Рюкен не уверен, что увидит его еще когда-нибудь.

После четвертой тренировки он говорит Хашвальту, что раны зажили и способности, кажется, вернулись полностью. Хашвальт кивает:

— Да, так и есть, — и снова берет у него сигарету. Они стоят на одном из ассиметричных выступов тренировочного полигона и смотрят вниз, на скрытое в тени дно.

— Мы можем отправиться сегодня? — интересуется Рюкен, аккуратно стряхивая пепел в карманную пепельницу. Хашвальт качает головой.

— Нет, завтра. Сегодня у нас нет возможности войти в Тень.

Рюкен кивает. День — это много. Но он понимает, что они не должны торопиться. За Хашвальтом слишком многие охотятся, и то, что его не нашли здесь — заслуга только Рюкена. Который сумел скрыть его ото всех. Ради сына. Разумеется. Хашвальт бросает недокуренную сигарету на пол и, развернувшись, касается пальцами губ Рюкена.

— Знаешь, брат, я рад, что ты согласился на договор. Я ждал, что рано или поздно случится что-то, и ты образумишься.

Рюкен дергает головой, ему не хочется, чтобы Хашвальт почувствовал возбуждение.

— Нет, — говорит он чистую правду. Он никогда бы не пошел на это по собственной воле, но так сложились обстоятельства. Это всегда гораздо приятнее повторять себе. Но Хашвальт не дает ему уйти, удерживает за запястье, разворачивает к себе и целует в губы. Чертовски странное ощущение, как будто по губам и языку течет в горло, в легкие и сердце лед. Рюкен выворачивается, отшатывается.

— Нет, Юго, — повторяет он, — это не мое добровольное решение. Это плата за оказанную тобой услугу, — а затем разворачивается и идет к выходу. Завтра случится то, ради чего он все это затеял. Ради чего приютил, спрятал и лечил Хашвальта, ради чего заключил договор и собирался его выполнить. Все будет кончено завтра.

Но у себя в спальне Рюкен еще долго ходит из угла в угол, наступая на квадраты света, падающего из окон, не зажигает лампу. Ему кажется, что губы замерзли и лицо следом за ними, и что он никогда уже не почувствует тепло. А еще он не может одолеть страх, леденящий болезненный ужас, который грызет изнутри. Завтра. Рюкен останавливается и смотрит на круглую, совершенно ровную луну. Завтра. Он так долго избегал этого, но невозможно прятаться вечно. Шторы мягко схлестываются, Рюкен закрывает окно и ложится в кровать. Все, нет смысла думать о том, чего нельзя исправить.

Они прибывают на место на рассвете. Рюкен плохо спал, но голова ясная, пальцы чуть дрожат, и он прячет руки в карманы теплого пальто. Как будто оно ему понадобится еще. Смешно. Хашвальт выглядит совершенно спокойным, он идет, поднимает руку и Рюкен видит тень. Она разверзается перед ним, не заметная никому, кроме них двоих. Небо над полем, куда они приехали, белое, и черная трещина разбивает его пополам и упирается в припорошенную снегом землю. А вокруг поднимаются холодные белые горы. Теперь те квинси, что выжили и укрылись вместе с Императором, прячутся в тени гор. Не сама лучшая идея.

— У нас не было возможности придумать другой план.

Рюкен кивает, наблюдая, как тень ползет по земле. Еще немного.

— Идем, — говорит Хашвальт, ступая в черный провал. Рюкен кивает и следует за ним.

— Хорошо, — ухмыляется Хашвальт, оглядываясь. — Мне нравится, что ты не пытаешься сопротивляться. Договор все равно не позволил бы тебе этого.

Они вместе спускаются по белой лестнице в полной темноте, а потом Хашвальт останавливается, и повсюду загорается свет. В зале, куда они пришли, не так много зрителей. Рюкен не знает никого, перескакивает взглядом с лица на лицо и не может найти Урю.

— Отец!

Он вздрагивает и оборачивается на голос. Урю идет к нему неуверенно, чуть прихрамывая, будто боится наступить на пораненную ногу.

— Ты можешь идти, — говорит Рюкен. — Возвращайся домой.

Хашвальт провожает Урю долгим задумчивым взглядом, Рюкен знает, о чем тот думает. Договор будет исполнен, но Урю не надо знать об этом прямо сейчас.

— Что?

— Для тебя война закончена, Исида, уходи, — приказывает Хашвальт, осторожно спускаясь в центр зала. Урю недоверчиво глядит на отца, потом на Хашвальта, потом, больше не раздумывая, направляется к лестнице. Рюкен идет за ним. До поры до времени Урю не надо знать, что именно Рюкен отдал Хашвальту по договору. Они молча идут по лестнице, не то чтобы это удивляет, потому что они вообще никогда много не разговаривают.

Выбравшись на поверхность, Рюкен идет до той границы, где обрывается тень. Урю уже впереди, он вырвался, а Рюкен не может шагнуть за черту.

— Отец?

Урю разворачивается. Несколько секунд он соображает, в чем дело. Не так быстро, как надо бы. Потом бросается к Рюкену, но тот поднимает руку и активирует весы Хашвальта. Они не только карают, они закрывают тень, чтобы поддерживать баланс. Между тенью и светом. Лицо Урю пропадает в тонкой полосе света. Рюкен погружается во мрак. Но на душе у него легко. Он сделал то, что должен был, теперь его сын свободен. И для него самого не все еще кончено. Он разворачивается вниз по ступеням. Он найдет способ выбраться отсюда, а сейчас следует сыграть свою роль достойно.