[Доктор Айзен]

@темы: арт, Юграм Хашвальт

---

[Доктор Айзен]

As Nodt Fanart by Adeca on deviantART

@темы: арт, Эс Нодт

---

[Доктор Айзен]

@темы: Яхве, арт

---

[Доктор Айзен]

Название: Договор
Автор:  Umbridge
Бета:  Мимимические мышцы Экклстона
Размер: мини, 3120 слов
Пейринг/Персонажи: Юграм Хашвальт/Исида Рюкен, Исида Урю
Категория: слэш
Жанр: драма, ангст
Рейтинг: PG-13
Предупреждение: постканон
Краткое содержание: Когда имеешь дело с Хашвальтом, нужны гарантии

Хашвальт убирает за ухо золотистую прядь, смотрит на Рюкена снизу вверх.

— Дай сигарету, — просит тихо. Рюкен только вошел проверить, как поживает братец и раздраженно вытряхивает из пачки одну.

— Куришь?

Хашвальт не отвечает, откидывается на подушку, подносит сигарету к губам.

— Прикури.

Рюкена бесит его манера разговаривать. Он не просит, приказывает каждый раз, когда ему что-то нужно.

— Прикуривай, — Рюкен кидает ему зажигалку, Хашвальт ловит одной рукой. По запястью вьются свежие шрамы, но не похоже, чтобы ему было больно. Он щелкает колесиком, подносит к кончику сигареты.

— Когда ты поможешь мне вернуть Урю? — цедит Рюкен.

Хашвальт прикрывает глаза, выпускает дым через сжатые зубы. У него худое, бледное лицо, длинные — ниже пояса — волосы потускнели и стали бледно-желтыми, нос заострился, зато рот кажется длиннее и больше.

— Когда ты поможешь мне, — выдыхает он слова вместе с дымом, — поправиться и вернуться к Его Величеству. Нетрудная задача.

Хашвальт ухмыляется, затягивается и протягивает Рюкену окурок. Пепельницы под рукой нет. Рюкен хотел бы затушить этот окурок о его лицо, но забирает то, что осталось от сигареты, достает карманную пепельницу. Свет лампы отражается в ее крышке.

— Только если Урю вернется раньше, чем ты уйдешь, — цедит он. Хашвальт похож на его отца больше, чем он сам. И это отчего-то бесит.

Хашвальт молчит. Рюкен выходит из комнаты, хлопнув дверью, и возвращается к себе. Лампа у кровати все еще горит. Рюкен ложится поверх покрывала, зажигает сигарету. Ему кажется, что тени на потолке разыгрывают странную пантомиму. Пожирают друг друга, превращаются друг в друга. Это напоминает Рюкену войну шинигами и квинси. Войну между квинси. Вторая война тайная и никто не хочет о ней говорить, но между тем все знают — такие, как Хашвальт, никогда не признают таких, как Рюкен.

Он закрывает глаза ладонью и пытается представить лицо Урю, Катагири или Иссина, на худой конец, но видит только Хашвальта. Тот глядит на него и выпускает дым кольцами.


Рюкен приходит к нему утром. Солнце еще только встало, а тот уже не спит, лежит на кровати и смотрит в потолок.

— Ты не вставал? — спрашивает Рюкен, открывая бутылку с йодовым раствором. Хашвальт ухмыляется, убирает слипшиеся волосы со лба.

— Хочешь меня быстрее выкинуть? Я сам хочу уйти, — ухмылка сползает с его губ, как грязь со стены — медленно, очень медленно. Но безмятежность, которую он всегда раньше старался поддерживать, эдакая маска, обратно никак не возвращается. Рюкен следит, как Хашвальт пытается собрать себя из кусков, пытается собрать самообладание и спрятаться от страха.

— Хочешь к обожаемому Императору, Юго? — интересуется Рюкен, обрабатывая рану. — А если твой дар не вернется? Что тогда делать будешь? Он ведь не примет тебя обратно.

Хашвальт морщится, услышав свое имя из его уст. Знает, что Рюкен прав. Повелитель не оставляет в живых отработанный материал. И Рюкену нравится видеть признание своей правоты на красивом лице брата. Он протягивает ему руку.

— Давай — отведу тебя в туалет. Уже можно.

Хашвальт окидывает его взглядом. В глаза дилемма — оттолкнуть ладонь или принять помощь. Но Хашвальт умный, он не разбрасывается помощниками, тем более что других у него нет. Даже когда выбирать приходится между спасением и гордостью. Ведь он нужен Императору. Рюкен ухмыляется: какая похвальная верность. А Хашвальт крепко хватается за его запястье и поднимается на ноги. Он чуть выше Рюкена. На нем сейчас нет даже рубашки. Почти все тело перевязано, открыт только пах, шея, кисти и стопы. И еще голову не тронуло. Все остальное Рюкен тщательно скрывает под бинтами. Ловя взглядом искоса золотистые волосы в паху, Рюкен отворачивается и ведет его к туалету. Хашвальт никак не выдает, что ему неловко, возможно, ему и правда все равно. Рюкену приходится поддерживать Хашвальта, пока тот мочится. Ждать, когда умоется над раковиной, и вести его обратно в комнату. Волосы Хашвальта висят вдоль спины — тусклые, почти мертвые, и Рюкену почему-то жаль их. Надо будет потом помыть ему голову, — отмечает он про себя. Когда Хашвальт опускается на кровать, по нему сразу видно, как бы ни пытался скрывать — он устал. Рюкен выходит ненадолго, чувствуя его взгляд спиной, потом возвращается, приносит ему новую, еще нераспечатанную рубашку и резинки для волос, нанизанные на картонный прямоугольник. Все разных цветов. Розовая, черная, голубая, зеленая. Смешно, наверное, будет смотреться розовая.

Хащвальт кивает. На лице ни отсвета благодарности, глаза закрыты.

— Можешь идти, — говорит Хашвальт. Рюкен качает головой. Приказывает даже в таком состоянии, даже без силы. Даже когда полностью зависит от него.

— Ладно. Оденься только, — бросает Рюкен. Ему не хочется тратить время на спор, ему нужно вернуть сына, а чем дольше Хашвальт отдыхает у него в гостях, тем дальше будет Урю. Рюкен не знает ничего о нем, почти ничего. Ему известно со слов Хашвальта, что Урю жив, но это всего лишь слова. Хашвальт к сожалению не обладает даром показывать картинки на подобие гадального шара, в каких люди пытаются увидеть будущее. Рюкен спускается на кухню, закуривает и принимается за завтрак. Хашвальта надо хорошо кормить, чтобы он скорее набирался сил. Надо его купать, перевязывать, надо покупать ему одежду, чтобы он, убийца тех, кого Рюкен любил, жил дальше, вернулся к своему Императору и после всего этого, может быть, вернул ему сына. Может быть. Потому что нет никаких гарантий. Рюкен неровно нарезает помидоры, кое-как кромсает лук. Готовить омлет он мастер. Научился, когда умерла жена.


День, вечер, ночь. Время тянется бесконечно медленно, звенит в ушах натянутой струной. Хашвальт у него уже неделю. Раны затягиваются быстро, но Рюкен все еще не разрешает ему вставать самостоятельно. А еще Рюкен очень много думает о гарантиях.

На следующее утро он приходит, едва светает, и замечает, что Хашвальт подвязал волосы и надел рубашку. И уже сидит на кровати.

— Еще рано, — хмуро говорит Рюкен и протягивает Хашвальту руку. Тот не отвечает, бросает на него ничего не выражающий взгляд. Рюкен отворачивается. Ему противно красивое лицо брата, и чем оно красивее, тем противнее становится. «Красота — всего лишь видимость», — твердит себе Рюкен, но все равно невольно рассматривает его, когда Хашвальт мочится. Вернувшись в спальню, Рюкен стаскивает с него рубашку.

Перевязка обычно начинается с рук, Рюкен осторожно удаляет старые повязки, слой за слоем, потом пинцетом убирает марлю со швов. Кое-где они еще мокнут. Он обрабатывает раны на предплечьях и плечах. Потом на груди. «Уже почти», — думает с неожиданным страхом. Гарантии, самое время вспомнить о них.

Хашвальт наблюдает за каждым его движением. Рюкену не надо смотреть на него, чтобы представить, как холодные синие, как цветы горечавки, глаза следят за его пальцами. Повязка на бедрах падает к ногам, Рюкен водит марлевым тампоном над коленями.

«Если хочешь действовать, действуй сейчас», — говорит он себе. Хашвальт как будто чувствует — мышцы под руками напрягаются. Рюкен поднимается, откладывает тампон.

— Если ты хочешь чтобы я закончил лечение и помог тебе восстановить силу, ты должен заключить договор.

Хашвальт молчит. Ему все еще трудно стоять. Колени дрожат, лицо белое, кровать со скрипом прогибается — он не выдерживает и садится.

— Договор… Вот ты о чем. Но ты знаешь, что он двусторонний.

— Знаю, — Рюкену не надо напоминать об этом. Он подумал и решил, что Урю того стоит.

— Хорошо, — тянет Хашвальт после паузы. — Дай сигарету.

— Привыкнешь.

— Не волнуйся, — он приподнимает руку, расставляет пальцы. Рюкен вкладывает в нее сигарету.

— Сейчас принесу завтрак… Обряд проведем вечером, — цедит он и разворачивается, чтобы уйти.

— Ты ненавидишь меня? — спрашивает в спину Хашвальт. Рюкен выпрямляется, поправляет очки.

— Нет, — бросает грубо и выходит из комнаты. Чертов Юго решил провести с ним беседу, но ничего не выйдет. Рюкен не нуждается в спасении души.

Хашвальт съедает завтрак и возвращает тарелки. Рюкен сидит и смотрит, как тот ест и ему хочется поскорее убраться из комнаты. Потому что, глядя на Хашвальта, он вспоминает детство. Как тот приходил к ним в дом, как сидел с ним на ковре и выигрывал в шахматы, как лежал на его кровати. Тогда Рюкену он нравился, такой взрослый, спокойный, настоящий квинси, и теперь ему стыдно за эту симпатию.

Хашвальт не беспокоит его весь день, и Рюкен звонит на работу. Отпуск, который он себе дал, заканчивается, и надо снова придумать что-то, чтобы не выходить. Хашвальт разрушает его мирную жизнь, но Рюкену все равно. Она давно разрушена, от нее не осталось камня на камне, ни семьи, ни работы — ничего. Терять ему нечего.

После разговора с секретарем Рюкен долго еще сидит в кресле и смотрит через большое окно на улицу, где медленно падает снег.

Вечером Рюкен приходит в комнату Хашвальта. Тот уже поужинал и листает книгу, одну из тех, что принес ему Рюкен еще в первые дни. Смотрит на него поверх обложки.

— Договор?

Рюкен кивает. Иначе Хашвальт никогда не выполнит свое обещание, поправится, восстановит силу и исчезнет. Тогда Урю не вернется. Но есть договор. Конечно, взамен придется пожертвовать чем-то, но это не важно. Рюкен вытягивает руку — из ладони падает и повисает на цепочке тонкий крест. Количество силы Хашвальта не имеет значения, важно одно: обе стороны должны быть квинси. Хашвальт болезненно кривит губы, но на попятную не идет. Рюкен понимает, что у него своя выгода в этом деле. Он подходит, садится на кровать и вкладывает свой крест в ладонь Хашвальта, а потом крепко сжимает его пальцы. Крест впивается концами в ладонь, Хашвальт стискивает зубы, слышно как они скрипят, кровь начинает капать на колени. Рюкен поднимает глаза, смотрит прямо на него, и тот не отводит взгляд. Слова формулы легко слетают с языка. Любой квинси знает их наизусть, впитывает с молоком матери, с кровью Императора. Воздух вокруг их рук начинает сгущаться, вены под кожей чернеют и кажется, что их пальцы и ладони обтянуты плотной черной кожей. Это не больно, просто перестаешь чувствовать кисти. Когда руки чернеют до локтей, Рюкен говорит последнюю фразу. «Мой залог — твоя плата». И все кончается. Чернота пропадает, Рюкен разжимает пальцы и забирает крест.

— Ты понимаешь, что я потребую взамен? — спрашивает Хашвальт, вытирая кровь кончиком одеяла.

Рюкен кивает.

— Мне все равно. Я готов.

Мне нечего терять.

С этими словами он выходит из комнаты и закрывает за собой дверь. Договор заключен, теперь они связаны намертво. И Рюкену придется жить в этих путах, пока требование Хашвальта не будет удовлетворено. Но самое неприятное в договоре даже не это. А необходимость держаться рядом с тем, с кем ты его заключаешь. Рюкену не хочется видеть Хашвальта чаще, чем того требует необходимость. Лечить — да, разговаривать — нет. Отец Хашвальта свой выбор сделал, сделал его и отец Рюкена. Когда-то Рюкену было больно терять брата, и теперь он не хочет снова подходить к нему слишком близко.


Рюкен выполняет обещанное. Он лечит Хашвальта, и через неделю тот уже может сам вставать. Сила восстанавливается даже быстрее, чем кожа, Рюкен не видит ее, но чувствует, как она постепенно набирает обороты. Однажды он готовит обед на кухне, режет в бульон какие-то овощи, как вдруг чувствует сзади всплеск силы. Он оборачивается — Хашвальт прямо за ним, в ночной рубашке до колен, волосы собраны резинкой, и целит ему в грудь стрелой. Тетива натянута до упора. Рюкен удивленно вскидывает брови.

— Уже?

Хашвальт кивает и сильнее задирает локоть.

— Но это не твой вид оружия, — вспоминает Рюкен. Точно, ведь у Хашвальта была сила Баланса.

— Ничего, благодаря договору я могу создать духовный лук, — тянет Хашвальт, все еще целясь в него. В этом жесте нет ни злости, ни радости, только полная сосредоточенность на нем, на цели. Рюкен складывает руки на груди.

— И долго ты будешь целить в меня?

— Извини, мне надо было потренироваться, — Хашвальт убирает лук и убирает выбившиеся пряди с лица. — Я пришел завтракать.

Рюкену не нравится его выражение лица, но что поделать, приходится мириться. Он и сам чувствует, что структура его силы изменилась. Возможно, он даже сумеет создать весы? А еще он испытывает физическое желание прикоснуться к Хашвальту. С этим трудно бороться. Хашвальт, кажется, тоже чувствует нечто подобное. Он подходит и берет Рюкена за руки.

— Извини. Нам это нужно.

Рюкин кивает. От пальцев к плечам, от плеч к груди разливается приятное тепло, течет ниже, по животу к паху, превращаясь в возбуждение. Рюкену не хочется разжимать пальцы, но он понимает, что желание близости — не его, что это договор так действует на них. Потому Рюкен отходит, разрывая контакт.

— Садись, сейчас будем есть, — говорит сухо. Хашвальт не настаивает. Ему, скорее всего, так же, как Рюкену, неприятна эта необходимость прикосновений. У Хашвальта горячие тонкие пальцы, раскаленная кожа, и ощущение сухого жара еще долго не исчезает. Рюкену кажется, что он по-прежнему прикасается к Хашвальту.


Вечером Хашвальт приходит к нему в кабинет и требует начать тренировки.

— Я знаю, — говорит он, — что у тебя есть место… Полигон.

Рюкен не сразу отвечает. Он проверяет карты больных и думает, может ли он пустить Хашвальта в подвал. О нем знают всего трое: Урю, Иссин и сам Рюкен. Точнее, теперь четверо.

— Откуда ты знаешь? — Рюкен оборачивается, снимает очки. Ладони чешутся, так сильно ему хочется потрогать, обнять Хашвальта. Или ударить. Подойдет любой контакт. Тот вытаскивает сигарету из его пачки, прикуривает его зажигалкой и равнодушно пожимает плечами.

— У меня свои источники.

Да, не следовало ожидать, что Хашвальт расскажет. Их тайны спят вечным сном вместе с Императором.

— Начнем с завтрашнего дня.

Рюкену не надо оглядываться, чтобы понимать, как сейчас смотрит на него Хашвальт. Он слишком хорошо помнит его самого и его взгляды, хотя старался забыть все эти годы. Он выходит из кухни, оставляя Хашвальта курить сигареты, и хватает пальто с вешалки. Хочется оказаться как можно дальше от дома, уйти глубже в темноту ночного города, раствориться в ней, задержать еще на один час момент расплаты. Рюкен часто думает о смерти, он ощущает ее физически, видит, как умирает его тело с каждым днем, как рассыпается с каждой болезнью, как неумолимо приближается тот день, когда он перейдет в другой мир. Рюкен всегда чувствует смерть в черноте холодной улицы. Но сейчас, когда идет против ветра в распахнутом пальто, он думает, что умереть как другие было бы неплохо. Договор лишил его этой возможности.



Первая же тренировка показывает Рюкену, насколько быстро к Хашвальту возвращается силы. Кровь Императора в его венах подпитывает, подкармливает его. С первого раза он успешно восстанавливает весы. И одновременно не теряет способности создавать лук. Они с Рюкеном сражаются, и Рюкен понимает, что еще немного, и может проиграть подчистую. Хашвальт, одетый в его брюки и рубашку, выглядит до странности чуждо и непривычно. Пожалуй, даже в детстве он никогда не одевался так. Но ему приходится подвязывать волосы, носить то, что дает ему Рюкен. До поры до времени. Когда условия договоры будут соблюдены, они поменяются местами.

Хашвальт убирает лук и молча идет к выходу. Рюкен направляется за ним.

После тренировки они молча ужинают, не глядя друг на друга. Хашвальт ест мало, пьет воду и кажется абсолютно удовлетворенным. Про себя Рюкен такого сказать не может.

Вторая и третья тренировки проходят для него на пределе возможного. Все, осталось немного. Рюкен не знает, чего больше в этом открытии — радости или боли. Скоро Урю вернется домой. Но Рюкен не уверен, что увидит его еще когда-нибудь.

После четвертой тренировки он говорит Хашвальту, что раны зажили и способности, кажется, вернулись полностью. Хашвальт кивает:

— Да, так и есть, — и снова берет у него сигарету. Они стоят на одном из ассиметричных выступов тренировочного полигона и смотрят вниз, на скрытое в тени дно.

— Мы можем отправиться сегодня? — интересуется Рюкен, аккуратно стряхивая пепел в карманную пепельницу. Хашвальт качает головой.

— Нет, завтра. Сегодня у нас нет возможности войти в Тень.

Рюкен кивает. День — это много. Но он понимает, что они не должны торопиться. За Хашвальтом слишком многие охотятся, и то, что его не нашли здесь — заслуга только Рюкена. Который сумел скрыть его ото всех. Ради сына. Разумеется. Хашвальт бросает недокуренную сигарету на пол и, развернувшись, касается пальцами губ Рюкена.

— Знаешь, брат, я рад, что ты согласился на договор. Я ждал, что рано или поздно случится что-то, и ты образумишься.

Рюкен дергает головой, ему не хочется, чтобы Хашвальт почувствовал возбуждение.

— Нет, — говорит он чистую правду. Он никогда бы не пошел на это по собственной воле, но так сложились обстоятельства. Это всегда гораздо приятнее повторять себе. Но Хашвальт не дает ему уйти, удерживает за запястье, разворачивает к себе и целует в губы. Чертовски странное ощущение, как будто по губам и языку течет в горло, в легкие и сердце лед. Рюкен выворачивается, отшатывается.

— Нет, Юго, — повторяет он, — это не мое добровольное решение. Это плата за оказанную тобой услугу, — а затем разворачивается и идет к выходу. Завтра случится то, ради чего он все это затеял. Ради чего приютил, спрятал и лечил Хашвальта, ради чего заключил договор и собирался его выполнить. Все будет кончено завтра.

Но у себя в спальне Рюкен еще долго ходит из угла в угол, наступая на квадраты света, падающего из окон, не зажигает лампу. Ему кажется, что губы замерзли и лицо следом за ними, и что он никогда уже не почувствует тепло. А еще он не может одолеть страх, леденящий болезненный ужас, который грызет изнутри. Завтра. Рюкен останавливается и смотрит на круглую, совершенно ровную луну. Завтра. Он так долго избегал этого, но невозможно прятаться вечно. Шторы мягко схлестываются, Рюкен закрывает окно и ложится в кровать. Все, нет смысла думать о том, чего нельзя исправить.

Они прибывают на место на рассвете. Рюкен плохо спал, но голова ясная, пальцы чуть дрожат, и он прячет руки в карманы теплого пальто. Как будто оно ему понадобится еще. Смешно. Хашвальт выглядит совершенно спокойным, он идет, поднимает руку и Рюкен видит тень. Она разверзается перед ним, не заметная никому, кроме них двоих. Небо над полем, куда они приехали, белое, и черная трещина разбивает его пополам и упирается в припорошенную снегом землю. А вокруг поднимаются холодные белые горы. Теперь те квинси, что выжили и укрылись вместе с Императором, прячутся в тени гор. Не сама лучшая идея.

— У нас не было возможности придумать другой план.

Рюкен кивает, наблюдая, как тень ползет по земле. Еще немного.

— Идем, — говорит Хашвальт, ступая в черный провал. Рюкен кивает и следует за ним.

— Хорошо, — ухмыляется Хашвальт, оглядываясь. — Мне нравится, что ты не пытаешься сопротивляться. Договор все равно не позволил бы тебе этого.

Они вместе спускаются по белой лестнице в полной темноте, а потом Хашвальт останавливается, и повсюду загорается свет. В зале, куда они пришли, не так много зрителей. Рюкен не знает никого, перескакивает взглядом с лица на лицо и не может найти Урю.

— Отец!

Он вздрагивает и оборачивается на голос. Урю идет к нему неуверенно, чуть прихрамывая, будто боится наступить на пораненную ногу.

— Ты можешь идти, — говорит Рюкен. — Возвращайся домой.

Хашвальт провожает Урю долгим задумчивым взглядом, Рюкен знает, о чем тот думает. Договор будет исполнен, но Урю не надо знать об этом прямо сейчас.

— Что?

— Для тебя война закончена, Исида, уходи, — приказывает Хашвальт, осторожно спускаясь в центр зала. Урю недоверчиво глядит на отца, потом на Хашвальта, потом, больше не раздумывая, направляется к лестнице. Рюкен идет за ним. До поры до времени Урю не надо знать, что именно Рюкен отдал Хашвальту по договору. Они молча идут по лестнице, не то чтобы это удивляет, потому что они вообще никогда много не разговаривают.

Выбравшись на поверхность, Рюкен идет до той границы, где обрывается тень. Урю уже впереди, он вырвался, а Рюкен не может шагнуть за черту.

— Отец?

Урю разворачивается. Несколько секунд он соображает, в чем дело. Не так быстро, как надо бы. Потом бросается к Рюкену, но тот поднимает руку и активирует весы Хашвальта. Они не только карают, они закрывают тень, чтобы поддерживать баланс. Между тенью и светом. Лицо Урю пропадает в тонкой полосе света. Рюкен погружается во мрак. Но на душе у него легко. Он сделал то, что должен был, теперь его сын свободен. И для него самого не все еще кончено. Он разворачивается вниз по ступеням. Он найдет способ выбраться отсюда, а сейчас следует сыграть свою роль достойно.

@темы: текст, Исида Рюкен, Юграм Хашвальт

---

[Доктор Айзен]

Закрытая запись, не предназначенная для публичного просмотра

---

[Доктор Айзен]

Название: Белоснежка
Автор:  Доктор Айзен
Бета:  Terra Celtika
Размер: миди, 4 158 слов
Пейринг/Персонажи: Хашвальт/Базз-Би
Категория: слэш
Жанр: романс
Рейтинг: PG-13
Предупреждения: AU, мат, упоминается смерть персонажа
Краткое содержание: Базз-Би был везучим сукиным сыном

Читать дальше

Базз-Би был везучим сукиным сыном ― по крайней мере, так про него говорили в банде. И он никогда с этим не спорил, хотя не особо верил, а судьба периодически напоминала, что он поступает абсолютно правильно.

Сигнализация завыла одновременно с тем, как охранная система блокировала дверные замки. Базз-Би бросил пистолет рядом с телом, сунул под мышку сверток, который заказчик велел забрать из сейфа, вылетел на лоджию, посмотрел вниз и сказал: «Нахуй». Черт бы побрал эти потолки в элитных квартирах, вроде бы всего второй этаж, а высоко как. Летать Базз-Би пробовал в детстве — с крыши отцовского гаража, и оно у него как-то не пошло. Приплясывая от напряжения, он думал: куда, куда, куда? Прыгать на крышу стоявшего во дворе магазина — сразу нет, далеко, пожарной лестницы нет, деревья не растут. Ну и где его удача?

Сбоку громко хлопнула дверь, на соседний балкон вышел худощавый патлатый парень, и Базз Би расплылся в широкой улыбке ― да вот же она.

Перегнувшись через перила, он энергично помахал рукой.

― Привет, сосед! А я тут покурить вышел и, представляешь, замок заклинило. Деда будить не хочу, опять разорется, что не берегу легкие, да и глухой он на оба уха, старый пень. Может, перекинешь какую дощечку, а? Век буду благодарен.

Патлатый внимательно посмотрел на него, Базз-Би ответил беззаботным взглядом и затаил дыхание.

― Иначе пиздец, ― он очень надеялся, что эта мысль не светится у него в глазах. Убивать старика не хотелось, просто тот чертовски не вовремя вернулся домой и, как оказалось, у него было оружие. Об этом заказчик не предупреждал, как и о том, что дышащий на ладан дед окажется быстрым и ловким как змея. Наверное, папка была ему дорога, Базз-Би даже стало интересно, что в ней, хотя обычно он не совал нос в дела клиентов.

― Ну так чего, найдется дощечка? ― нетерпеливо повторил он.

На несколько секунд между балконами повисла тишина — такая плотная, что ее можно было резать ножом. Базз-Би казалось, что стук его сердца слышно на соседней улице. Потом патлатый резко развернулся и исчез в квартире, только занавески хлопнули за спиной, как белые крылья. Полицию пошел вызывать или просто не захотел ввязываться в неприятности ― непонятно. Хотя копы и без его помощи будут здесь с минуты на минуту.

— Точно пиздец, ― пожаловался мирозданию Базз-Би и от души пнул чугунную решетку. С прутьев посыпалась снежная крошка, ветер подхватил ее и унес в серое небо. Базз-Би вздохнул и полез за сигаретами. Это определённо был не его день ― после третей попытки прикурить зажигалка выскользнула из пальцев и укатилась куда-то в угол. Базз-Би полез ее искать, подсвечивая себе мобильником, а когда выпрямлялся, чуть не получил по башке.

— Держи.

Патлатый и в самом деле где-то нашел доску и устанавливал ее между балконами ― с таким видом, словно всю жизнь занимался такими вот вещами.

— Вот ты красавчик! ― Базз-Би вскочил на парапет, упал на четвереньки и пополз. Можно было сделать красиво – пройтись, расставив для баланса руки, только вдруг какая-нибудь падла снимет на мобильный и выложит в сеть, а так хоть лица не видно. Хотя внешность у Базз-Би все равно была запоминающаяся ― недаром Цан Ду так возражал против ирокеза.

Когда Базз-Би, отплевываясь от мокрого снега, обвалился на чужой балкон, вдалеке уже завывали полицейские сирены, и ему хотелось ржать во весь голос — что, съели? Съели?

Квартира у патлатого была не такая роскошная, как у старика, но тоже ничего, гостиную хоть сейчас на разворот журнала про интерьеры. Красиво и чисто, как в музее, везде ковры и картины. А сам хозяин вблизи здорово смахивал на сынка какого-нибудь профессора ― холеный, серьезный, в очках с тонкой оправой. Базз-Би уже мог представить, какой образ жизни он ведет. Учится в престижном вузе, на экзаменах первым заходит в кабинет и состоит в обществе защиты голубых китов. Занимается спортом и играет за студенческую баскетбольную команду. А еще он впустил в квартиру убийцу. Базз-Би готов был поставить на кон голову, свою или еще чью-нибудь ― патлатый ни на секунду не поверил в историю о захлопнувшейся двери и невесть откуда взявшемся внуке. Но его это не парило ― Базз-Би три года отпахал в колледже, пока не надоело набивать голову всякой ерундой, и он знал, что профессорские сынки бывают разные.

— Спасибо, сосед, ― он похлопал патлатого по плечу, тот поморщился, но ничего не сказал. — Оценил. Благодарен. Уважаю. Пойду я теперь, ладно? Показывай, где в твоем Версале выход, а то я заблужусь нафиг.

— Скорее всего, полиция прибудет раньше, чем ты спустишься вниз, — ровно ответил патлатый, чуть растягивая слова.

Базз-Би медленно развернулся и втянул воздух. Ну какого хрена, зачем было портить правила игры? Вот и решай теперь, что делать.

— Какая полиция, сосед, ты о чем? ― добродушно удивился он, старательно гася раздраженные нотки в голосе. ― Домой я пойду, к дедушке.

— Без ключей? ― равнодушно уточнил патлатый. Скотина.

Базз-Би вытащил из куртки связку от своей хаты и демонстративно ею помахал.

— Да вот же ключи, — уже не скрывая раздражения, произнес он.

— Здесь магнитные замки.

Базз-Би чуть не взвыл. Убивать патлатого было откровенно жалко, в отличие от деда. Во-первых, помог, во-вторых, хорошенький. Базз-Би любил хорошеньких, и обычно они его тоже очень-очень любили. Почему ― хрен знает, Базз-Би не заморачивался.

— Тебе не стоит рисковать, ― продолжил патлатый с таким видом, будто читал лекцию. Класс, запомните простой способ отличить Моне от Мане, первый писал в светлой пленэрной гамме, второй обводил все черными линиями, и цвета у него пасмурнее. ― На тебя обязательно обратят внимание. У тебя подозрительная внешность, здесь никто не носит ирокезы.

— И чего? ― набычился Базз-Би, машинально коснувшись бритого затылка. Ирокез ему не понравился, видели эстета?

Патлатый спокойно выдержал его взгляд.

— Ничего. Посидишь на кухне, пока не уедет полиция.

Базз-Би понадобилось несколько секунд, чтобы принять решение ― он вообще был не из тех, кто долго думает в критических ситуациях.

— Посижу, - согласился он и продолжил с видом князя, оказывающего подданному невероятную милость. — Только тогда и ты со мной посиди. Ты ведь гостеприимный хозяин, да?

Для себя Базз-Би решил, что если патлатый будет фокусничать, то он приложит его головой об стену и свалит. И может быть, даже найдет выход без карты.


Кухня была большая и светлая, с панорамным окном на всю стену, а за столом было очень трудно сидеть по-человечески — по мнению Базз-Би, столы существовали для того, чтобы забрасывать на них ноги. В огромном террариуме торчал варан и смотрел на него как на говно.

— А у моей бывшей жил какаду, ― сообщил Базз-Би, побарабанив пальцами по стеклу и скорчив варану рожу. ― Эта скотина жутко орала, особенно по вечерам. А вот птица была хорошая.

Напряжение его отпустило и хотелось трепаться и шутить глупые шутки. Еще хотелось потрогать длинные светлые волосы. Базз-Би еще со школы нравились длинноволосые, но он никогда не встречал парней с таким роскошеством на голове — да что там парней, девок тоже не встречал. За такое он даже готов был простить.

Патлатый поставил перед ним пустую чайную чашку. Базз-Би повертел ее в пальцах и посмотрел на изображенного на боку котенка, как на личного врага.

— Это зачем?

— Ну ты же покурить вышел. Пепельницы у меня нет... сосед.

— А, ну да, ― Базз-Би дернул уголком рта, ― точно. Меня, кстати, Базз-Би зовут. Да, это такое имя. Да, в документах так и написано. Нет, родители не рокеры.

Патлатый сдержанно кивнул ― Базз-Би начал подозревать, что он из породы людей, которые боятся, что их лицо треснет, если они позволят себе хоть намек на улыбку ― и представился в ответ:

— Юграм Хашвальт.

― Ишь ты, — сдержанно восхитился Базз-Би.

Перчатки он снимать не стал. Плевать на китайские церемонии ― не хватало еще оставить здесь свои отпечатки.

На плите зашумел хромированный чайник. Хашвальт достал из буфета еще две кружки, без котят, засыпал заварку, нарезал лимон, быстро, сноровисто, как официант в дорогом ресторане.

— Ты убил Ямамото? ― буднично спросил он. Как будто интересовался, сколько кусков сахара положить в чай.

Базз-Би коротко кивнул ― отпираться было как-то нелепо.

— Только не спрашивай меня, что чувствуешь, когда убиваешь человека, — строго сказал он. ― Я и так чувствую себя героем голимой мелодрамы, Леоном, мать его, киллером.

— «Криминальное чтиво», ― сказал Хашвальт, устраиваясь напротив.

— Чего?

— Та сцена, о которой ты говоришь, была в «Криминальном чтиве», а не в «Леоне».

Точно, вспомнил Базз-Би, Брюс Уиллис и таксистка. А в Леоне были девка и угрюмый хмырь с папоротником. Базз-Би честно досмотрел этот фильм до конца, а они так ни разу и не потрахались.

Он потянулся за второй сигаретой. За последние пятнадцать минут мысли трижды свернули на «потрахаться», хотя Базз-Би никогда не отличался озабоченностью, а последний секс у него был два дня назад. И виной всему был Хашвальт, хотя ничего особенного он не делал — просто сидел, весь такой причесанный и застегнутый на все пуговицы. И при этом излучал вокруг себя ауру такого невозможного блядства, что хотелось сделать с ним что-нибудь хорошее ― прямо на столе. Черт возьми, даже на то, как он пил чай, можно было продавать билеты. Базз-Би уже давно не западал на кого-то с первого взгляда ― теперь он долго ходил кругами, присматривался, оценивал. И от этого полузабытого ощущения ― когда с разбегу влетаешь в сильное чувство и встреченная в метро красотка кажется богиней, королевой и судьбой, у него гайки в ушах плавились.

— Я уже видел, как люди умирают, ― неожиданно произнес Хашвальт после нескольких минут тишины.

— Киллер, что ли? ― вяло пошутил Базз-Би, листавший документы из папки ― любопытство все-таки пересилило профессиональную этику. Ничего интересного там не было, да и текст был на японском, а Базз-Би не сильно дружил с иероглифами. Он разобрал только непонятно что значившее слово «банкай», по нескольку раз встречавшееся на каждой странице, и сунул листы обратно ― просто смотреть на Хашвальта было гораздо интересней.

— Проходил летнюю практику в городской больнице, ― ответил тот. — Ассистировал хирургу.

— Хирург был через букву е? ― подмигнул Базз-Би. ― Или ты так ассистировал?

Интересно, как такой хайр запихнуть под медицинскую шапку? Всей бригадой, наверное, утрамбовывают.

Хашвальт медленно покачал головой.

— Просто не всем везет.

— Это точно. А про меня вот говорят, что я очень удачливый, ― похвалился Базз-Би.

Хашвальт глянул на него со странным выражением. Наверное, в своей больнице он так же смотрел на пациентов с острым аппендицитом или какой другой дрянью, которую нужно немедленно вырезать.

— Сочувствую.

— Да ну? ― Базз-Би выразительно сдвинул брови.

— Крайности всегда опасны, ты разве не знал? Рано или поздно мироздание восстановит баланс. Большое везение обернется большим несчастьем.

— Угу, ― Базз-Би вдруг резко разонравилось слушать, лучше бы они продолжали трепаться о убийствах и кинематографе. ― А хирурги все философы?

— Я ассистент, ― напомнил Хашвальт и встал, чтобы покрошить варану вареное яйцо.

— И зануды, ― проворчал Базз-Би ему в спину.

Не успел он набрать воздуха для следующей реплики, как по квартире прокатился дверной звонок, внезапный, словно пробежавшее по столу стадо зеленых мамонтов. Глубокий, насыщенный как у колокола звук пробирал до самых костей ― и мир на мгновение вспыхнул всеми оттенками алого. Базз-Би подскочил, расплескав остывший чай на колени.

— Ждешь кого-то? ― спросил он, брезгливо стряхивая мокрые чаинки.

Хашвальт нахмурился и медленно покачал головой. В светлых глазах промелькнуло... нет, не замешательство, тень замешательства, как будто это его, а не Базз-Би должны были застукать в чужой квартире.

В дверь снова позвонили ― три раза подряд с короткими перерывами. Базз-Би вскочил, опрокинув стул, прижал Хашвальта к себе и быстро зашептал на ухо.

— Слушай сюда, я твой школьный приятель, мы встретились на кассе в супермаркете, решили выпить пивка, посмотреть «Чтиво», вспомнить старые деньки. Телек-то у тебя есть?

— Есть. Пива нет, ― ответил Хашвальт и пошел открывать. Светлые волосы мазнули Базз-Би по щеке напоследок — позвоночник будто током прошибло. Он потер кожу, отгоняя мысли о том, что будет, если он зароется в эти волосы лицом, — наверное, умрет на месте.

Базз-Би сунул папку за батарею, полез в холодильник, вытащил оттуда какую-то нарезку, пакет с соком и банку оливок. Взгляд его зацепился за то, что стояло на средней полке в самом углу, и он сказал:
— Ага.

Разложив добытое на столе, он сел на место и превратился в одно большое ухо. Хашвальт гремел где-то замками, потом раздался его тихий голос, ему что-то ответили, снова лязгнул замок — и тишина. Сердце Базз-Би билось где-то в горле. Он представил, как на него надевают наручники, как запихивают в машину и везут в отделение, а потом он сидит перед разными людьми и каменным голосом отвечает на вопросы. Интересно, Цан Ду будет носить ему передачи, как верная бывшая?

Хашвальт вошел, когда Базз-Би уже готов был готов ломать, жечь и крушить все, что попадет под руку, лишь бы дать выход копившемуся напряжению. Он был один и нес стопу буклетов, перетянутых резинкой.

— Свидетели Иеговы. Постоянно как-то просачиваются.

Базз-Би моргнул и разразился длинным матерным монологом, в котором в самых причудливых сочетаниях упоминались все религиозные деятели, а также их родственники и домашние животные. Ледяной обруч, сдавивший грудную клетку, разлетелся на части, и стало опять хорошо. Базз-Би даже собрал с пола осколки чашки и отнес их в мусорку.

Хашвальт положил буклеты на стол и придавил их сахарницей.

— Никогда раньше не имел дело с полицией? ― поинтересовался он.

— Имел, ― коротко ответил Базз-Би. - Еще когда в колледже учился. Я был хреновым студентом, и у меня во всех учебниках было написано «ебал я герундии», а вот митинги мне нравились. Можно было орать и бить витрины, и это называлось гражданской позицией, ― он запахнул куртку. Безумно хотелось остаться и потрепаться до утра, но Базз-Би по опыту знал ― нахрен экзотику мезальянса, обязательно кончится разочарованием для обоих. ― Ладно, пойду я, правда. Спасибо, что помог, хрен знает, зачем тебе это понадобилось, но я запомню. Если какая-нибудь тварь прицепится, только свистни. Номерок тебе напишу, дай бумажку какую-нибудь.

На это щедрое предложение Хашвальт отреагировал странным вопросом.

— А сейчас-то ты чего испугался?

Уловив в его голосе нотку разочарования, Базз-Би окончательно перестал понимать ситуацию. Пару секунд он лихорадочно искал, что соврать, а потом подумал: какого хрена он вообще мнется тут, как девица на выданье?

— А у меня под ирокезом гей-радар, и он, по ходу, на тебя реагирует. Вот смотрю и думаю: ебет же кто-то такую белоснежку.

Хашвальт нахмурился ― гладкий лоб прорезала глубокая морщина. Обиделся, наверное — таких ведь не ебут, не натягивают и не трахают, таких любят. В планы Базз-Би входило напугать, а не обидеть.

— Слушай, я ...

— Тоже хочешь? ― перебил Хашвальт

Это было внезапно, как стакан воды в лицо. Базз-Би чуть со стула не навернулся.

— Как в анекдоте, да? — попытался угадать он. — Я типа говорю «да», а ты такой «Щас позвоню, он и тебя выебет», а потом мы оба ржем, как кони. То есть ты ржешь, а я психую и швыряюсь в тебя разными предметами.

Хашвальт ржать не собирался. Он смотрел цепко и сосредоточенно, как профессор, которому Базз-Би на первом курсе еле сдал гребанную философию. Но от этого взгляда почему-то леденели ладони, в желудке ворочался раскаленный ежик, а в паху ныло тягуче и сладко.

— Базз-Би, — терпеливо вздохнул Хашвальт и расстегнул верхнюю пуговицу. ― Я предлагаю тебе меня трахнуть, и чем больше ты тормозишь, тем меньше у тебя шансов.

― Приключений ищешь? ― севшим голосом прохрипел Базз-Би и ущипнул себя за руку. Может, он сам не заметил, как провалился в эротические фантазии, а Хашвальт говорил совсем о другом, например объяснял, как открыть замок. Не то, чтобы Базз-Би никогда в лоб не предлагали секс ― просто то были другие люди и другие обстоятельства. В затылок как будто воткнули раскаленную спицу и пару раз повернули.

— Может быть, ― ответил Хашвальт, и впервые его губы сложились в подобие улыбки. ― Тебе какая печаль? Ты же удачливый ― вот и воспринимай это, как очередную удачу.

Базз-Би отчаянно шарил глазами по его лицу, выискивая хоть малейшие следы насмешки, но подмечал совсем другое: что у Хашвальта яркие глаза и потрясающие ресницы — длинные, светлые, аккуратные, ресничка к ресничке. И думал о том, что невозможно сдержать себя рядом с человеком, у которого даже имя звучит, как приглашение в постель. Базз-Би всегда шел на поводу у своих желаний, не особо задумываясь о том, к чему это приведет. Именно так он бросил колледж. Просто однажды что-то щелкнуло в голове, он развернулся и ушел с порога аудитории. Вернулся домой, покидал в рюкзак кое-какие шмотки и с головой нырнул в другую жизнь. И это было охрененно — как будто до этого он сидел в камере, а потом кто-то открыл дверь и выпихнул его на залитую солнцем улицу. И он решил, что всегда будет жить именно так — делая то, что в этот момент кажется правильным.

Протянув руку, Базз-Би аккуратно снял с Хашвальта очки.

— Вот ты заколдованный, — прошептал он и поцеловал первым.


Утро выдалось сонное и ленивое, но заказчик ждал папку, поэтому Базз-Би вылез из-под одеяла и пошел собирать свою одежду по всей комнате. Сложная задача, учитывая размеры спальни и то, что вчера он раздевался так лихорадочно, словно в штаны запустили пчелиный рой. Хашвальт, впрочем, не отставал. Базз-Би сладко прижмурился, вспоминая, как тот извивался у него на бедрах. Он думал, красавчики все отмороженные ― какое там. Хашвальт дал такого жару, что Базз-Би до сих пор не определился, кто кого оттрахал. Разве что за волосы Хашвальт себя потягать не разрешил, сопроводив отказ лаконичным «Не люблю», но всего остального хватило с лихвой.

Забравшись на стул, Базз-Би поправил фотографию. Изображение хмурого мужчины с густыми бровями, высоким лбом и зачесанными назад темными волосами было первым, что бросилось ему в глаза прошлым вечером. Каким человеком надо быть, чтобы повесить такое в спальне? Будь на месте Хашвальта кто-то другой, у Базз-Би бы точно все упало.

—Родственник, что ли? ― сварливо поинтересовался он.

— Дедушка, ― подтвердил Хашвальт.

—Дедушка не участвует, ― Базз-Би решительно повернул снимок лицом к стенке. И мысленно сказал: «Ага». Во второй раз.


Хашвальт мыл посуду на кухне. В телевизоре о чем-то бормотал ведущий, варан дремал под корягой, из приоткрытого окна залетали снежинки. Идиллия.

Папки за батареей не было.

Базз-Би уставился на пустое пространство между радиатором и стенкой и до ломоты в пальцах стиснул край стола. Он только что выиграл десять долларов в споре с самим собой, и теперь надо было решать, что делать дальше. Было два варианта — простой и очень простой, обычно Базз-Би с охотой пользовался обоими, но сейчас не устраивал ни один. Причинять вред Хашвальту по-прежнему не хотелось, вопреки логике, здравому смыслу и вообще всему.
— Ты уходишь? — негромко поинтересовался тот, не оборачиваясь.

— Уже ухожу, ― Базз-Би бросил быстрый взгляд на чистые чашки и добавил весело и зло. ― Ты бы и простыни постирал, а то хозяева расстроятся, что на их кровати кто-то кувыркался. Лично я бы расстроился.

Обращенная к нему спина на миг закаменела. В раковине что-то звякнуло и, судя по всему, раскололось. Базз-Би ждал, засунув руки в карманы и покачиваясь на носочках. Шум воды, разбивающейся о керамическую поверхность, казался рокотом Ниагарского водопада.

—Не уверен, что понимаю твой юмор, — ответил Хашвальт спустя столетие.

—Понимаешь, — Базз Би шагнул к нему и грубо ухватил за локоть. — Хватит ломать комедию, ты уже два раза спалился.

Все произошло быстро. В воздухе мелькнул какой-то предмет — солонка или вроде того — и глаза будто кипятком ошпарило. Следом прилетел сокрушительный удар в живот, вышибающий остатки дыхания. Базз-Би согнулся пополам, зашипел от боли, налетев с размаху на какой-то острый угол, и сполз на пол. Кожа горела и плавилась, перед глазами расплывались зеленые пятна с красной окантовкой.

На колени шлепнулось что-то мокрое.

—Вытри лицо, — скомандовал Хашвальт. В голосе, который вчера казался бесцветным, как у информационного терминала, отчетливо звучала сталь. Это был голос человека, который привык отдавать приказы.

Базз-Би ожесточенно тер глаза, пока мир не приплыл обратно в фокус. Первым, что он увидел, было дуло пистолета, направленное ему в лоб.

— Извини, — сухо заметил Хашвальт, — я счел нужным немного уравновесить твое везение.

—Ничего, зато я шикарно потрахался перед смертью, — расцвел ухмылкой Базз-Би, потирая ушибленное плечо. ― Теперь понятно, откуда в этом Версале доски. Ты тоже пришел навестить дедушку?

― Мне тоже иногда везет. Хозяева — мои знакомые, и они недавно сделали ремонт, ― Хашвальт тонко улыбнулся, во всяком случае, улыбнулись его губы, взгляд остался холодным и острым. ― Промахнулись с расчетами стройматериалов, это со всеми бывает. Да, я собирался войти через балкон, ночью. Опасно, но дверные замки слишком сложные.

― Детский лепет у деда замки, ― с наслаждением возразил Базз-Би. ― На двадцать минут работы, и это я еще покурить выходил. Не умеешь — не берись.

― Зато ты не почувствовал опасности, когда свалился ко мне на балкон, — выпустил ответную ядовитую стрелу Хашвальт. Если его и задело заявление про замки, то вида он не подал.

Как же, не почувствовал, со злостью подумал Базз-Би, завозившись на полу. Он начал подозревать неладное после того, как заглянул в холодильник. Про фотографию спросил специально — даже не ожидал, что Хашвальт так легко попадется в расставленную ловушку. После его ответа Базз-Би понял, что напоролся на коллегу, но представить не мог, что он тоже пришел за документами деда — потому что таких совпадений, мать его, просто не бывает.

— Я вроде говорил, что ты спалился дважды? — напомнил он. — Первый раз, когда сказал, что у тебя нет пива. Я нашел целую упаковку на нижней полке. Ну да хрен с ним, с пивом, я сам не знаю, что у меня в холодильнике, особенно когда живу не один. Но тот мужик с фотографии ни хрена не твой дедушка. Это Рудольф Штейнер, австрийский философ, — Базз-Би порылся в памяти и отбарабанил. — В начале двадцатого века основал духовное движение — антропософию, первичное признание получил, как исследователь наследия Гёте и его теории познания. Умер тридцатого марта 1925 года. Я по этому кадру доклад делал, на всю жизнь его рожа в память врезалась.

Хашвальт повел пистолетом ― безмолвный приказ не шевелиться.

― Что ты не дурак, я понял сразу. Про замки не соврал? Имей в виду, это проверят.

Базз-Би прищурился и замер. Мир сузился до размеров черного отверстия, из которого в любой момент могла вылететь пуля.

— Хочешь, я тебе любую квартиру в доме вскрою? В этом или любом другом, на спор. Если проиграешь, в следующий раз подергаю тебя за волосы.

— Это успеется,— ответил Хашвальт — Базз-Би кожей почувствовал, как на по полях его резюме поставили плюс. И страшно хотелось уточнить, к какой части его предложения относится это «успеется», но он чувствовал, что момент неподходящий.

— Раз у нас период «а поговорить», я тоже спрошу,— Базз-Би посмотрел в упор. — У тебя было оружие, так зачем такие сложности?

— Ну, если использовать твою терминологию, я шикарно потрахался, — усмешка на мгновение превратила Хашвальта в какого-то другого человека — перед Базз-Би как будто приподняли краешек маски. — А еще я рассчитывал просто уйти с документами, пока ты спишь. Мой хозяин не одобряет насилия.

— У тебя и хозяин есть? ― недоверчиво спросил Базз-Би. Это уже даже не «Леон», это «Крестный отец» какой-то. ― А руку ты ему целуешь?

Хашвальт пропустил вопрос мимо ушей.

— Слышал когда-нибудь о Ванденрейхе?

— Да иди ты, — уронил челюсть Базз-Би. В социальном слое, к которому он принадлежал, о Ванденрейхе не слышал разве что глухой или мертвый. Эта организация появилась в городе несколько месяцев назад, но этого времени им с лихвой хватило, чтобы прочно взять за жопу всех бандюганов и воротил ― от шпаны типа Базза и его ребят до серьезных людей вроде Кенпачи. Никто и никогда не осмеливался бодаться с Кенпачи, но у Яхве, вроде так звали главного в Ванденрейхе, получилось.

Базз-Би никогда не встречал людей из Ванденрейха. И даже не был знаком с тем, кто встречал. Желающих влиться в банду хватало, но для этого нужно было обладать стальными яйцами и очень большими связями, и хорошо бы в кармане при этом лежала запасная голова. Люди Яхве нигде не светились, чертова элита, и очень не одобряли интереса к себе. А сам лидер, по слухам, терпеть не мог выскочек и спускал их в бухту поплавать.

— Кто послал тебя за документами? ― продолжил Хашвальт. Кажется, реакция Базз-Би его вполне устроила. ― Мне нужно имя.

— Сейчас, ― пообещал Базз-Би, демонстративно похлопав себя по бокам. — У меня в кармане как раз его визитка, донорская карта и семейное фото. Нет, ты серьезно думаешь, что клиенты нам представляются? Я понятия не имею, кто этот тип. Заказ пришел по почте, сумма впечатлила, вот я и взялся. У вас в Ванденрейхе как-то по-другому дела делаются?
― Плохо, ― покачал головой Хашвальт. ― Нужно выяснить, кто, кроме нас, интересуется банкаями. Ты поможешь, ― добавил он, даже не потрудившись придать голосу вопросительную интонацию.

— Значит, не пристрелишь? — уточнил Базз-Би. Недоверчиво, потому что дуло все еще маячило на уровне его носа. Он бы никогда не опустился до того, чтобы о чем-то просить, но, по правде говоря, пожил бы еще. Клиент... Базз-Би ему ничего не должен, даже наоборот — с клиента причиталось за дедов пистолет.

Хашвальт едва заметно кивнул.

— Если все получится, у меня будет повод поговорить с Яхве о тебе.

— Расскажешь историю нашего знакомства?

Базз-Би захохотал, представляя, как Хашвальт обстоятельно и подробно отчитывается о том, как его имели и в какие позы ставили. Он бы душу продал, чтобы поприсутствовать и посмотреть, какое лицо будет у этого Яхве. Если он человек с воображением, то начнет дрочить еще на вступлении.

― Отцензуренную версию, ― уточнил Хашвальт и улыбнулся ― на этот раз Базз-Би показалось, что улыбаются не только губы, но и глаза. — Так что?

От открывающихся перспектив холодило спину и покалывало кончики пальцев. Базз-Би знал себе цену, но никогда не рассчитывал забраться так высоко. Ванденрейх. С ума сойти можно.

Цан Ду, вспомнил он и ответил, шалея от собственной наглости:
― Только я плюс один.
Напарника Базз-Би бы не бросил — даже ради этой Белоснежки и ее сказочного королевства. Слишком много пинков и зуботычин фортуны они поделили на двоих, настало время делиться пряниками.

Хашвальт пристально вгляделся в лицо Базз-Би, как будто пытался прочесть что-то у него на лбу. А потом кивнул еще раз и плавно опустил пистолет.
— Хорошо.
В этот момент Базз-Би казалось, что он и в самом деле самый везучий сукин сын на земле. И плевать, чем это может грозить.

@темы: текст, Юграм Хашвальт, Базз-Би

---

[Доктор Айзен]

Название: Ванденрейх — это я
Автор:  Пухоспинка,  Пэмдар
Бета:  Terra Celtika
Размер: миди, 4 898 слов
Пейринг/Персонажи: Исида Урю
Категория: джен с элементами броманса
Жанр: драма
Рейтинг: PG-13
Краткое содержание: Ванденрейх — не то, чем кажется
Примечание: кроссовер с

спойлер

"Солярисом" С. Лема

Читать дальше

Любой другой человек наверняка бы свихнулся в Силберне за два дня только от переизбытка белого. Но Исида привык к этому цвету с детства — он видел его в форме деда, в костюмах отца и в халатах медсестер. В собственной одежде, в конце концов, так что привыкать особо не пришлось.

К неожиданным крикам привыкнуть оказалось намного сложнее.

Услышав один такой, Исида поспешил по коридору, едва удерживаясь от бега. Пришлось напомнить себе, что он уже не в Каракуре, где кричат чаще всего невинные жертвы Пустых. Этот вопль был другой. Так кричат те, кто прекрасно понимает, что происходит.

В голову пришла мысль, что, окажись здесь Куросаки, то давно бы поспешил на помощь со всех ног — неважно кому. В этом был весь он, и этого так не хватало в холодных стенах Силберна.

Когда Исида вышел из-за угла, все уже кончилось. Тело рядового квинси было разрублено напополам, а стоящая с окровавленным мечом в руках Бамбиетта умудрилась даже не запачкать форму.

Кровь, бесценная чистая кровь квинси растекалась по полу. Привыкнуть к обилию красного оказалось сложнее, чем к обилию белого. Исида посмотрел на труп и понял, что видел этого парня раньше. Не знал его имени, но пару раз сталкивался с ним в коридорах, натыкался на его любопытный взгляд во время построений в главном зале. У него на скуле желтел застарелый синяк, который уже больше не сойдет.

— За что ты его убила? — спросил Исида, стараясь говорить как можно более отстраненно.

— Он меня домогался, — Бамбиетта равнодушно пожала плечами. — Слишком откровенно не смотрел в мою сторону.

Она перешагнула труп, не обращая внимания, что встала в лужу крови, и прошла мимо Исиды, едва не задев того плечом. Исиде показалось, что для нее он сейчас ничем не отличался от мертвого парня, две части которого теперь придавали цветового разнообразия белому коридору.

К тому, что можно вот так запросто убивать своих собратьев, словно они не лучше скота, не важнее пыли под ногами, Исида точно не смог бы привыкнуть никогда. Огромных усилий стоило даже просто двинуться дальше по коридору.

И потом его весь день преследовал чавкающий звук липких шагов и железистый запах крови. Исида время от времени тер ладони, чтобы убедиться в их чистоте. И все равно сбегал ванную, мыл руки, глядя в зеркало и тренируя особый «непроницаемый» взгляд. Правда, получалось плохо.

Ложась спать, он думал о критическом числе беззаботно и бессмысленно убитых, после которого он так или иначе сломается — сорвется или, что хуже, станет воспринимать такие вещи, как нечто само собой разумеющееся. Всю ночь ему снился рядовой — он прикрывался рукой от тяжелого лезвия и отчаянно кричал, но хруст разрубаемых костей и чавканье лезвия, вонзающегося в мышцы, заглушали его крик.

Поднялся Исида невыспавшимся, с дурной, гудящей головой, и оттого даже Базз-Би, бесцеремонно предложивший потренироваться «как положено» оказался очень кстати. Проходя мимо плаца, на котором коротко стриженый штернриттер распекал рядовых за нерадивость, нерасторопность и еще черт знает какие «не», Исида на миг запнулся — ему показалось, что он сходит с ума. Но, решив убедиться, он все же затормозил и пошел напрямик к строю.

Командовавший штернриттер вытянулся по стойке смирно, злобно косясь на рядовых, но Исида только качнул головой:

— Вольно.

Он ощупывал взглядом солдат, перебирая одного за другим. Пока не наткнулся на лицо того, вчерашнего — не смотрящего на Бамбиетту и закончившего жизнь грудой порубленного на куски мяса. Даже интересно — сколько близнецов в Ванденрейхе? Исида слышал о братьях Лойдах, но они были скорее исключение, чем правилом.

Развернувшись к штернриттеру, он небрежно поинтересовался:

— Порядковый номер второго с правого фланга?

Тот скосил глаза, повращав ими устрашающе и словно говоря «кто-то дождется у меня», но бодро отрапортовал:

— Зет семьдесят четыре восемнадцать!

Исида только кивнул в ответ.

Шагая за Базз-Би, который наблюдал за ним с легкой ухмылкой, Исида пытался понять, что его царапало. Во время тренировки стало не до отвлеченных размышлений — атаки Базз-Би, горячие и напористые, раз за разом вынуждали тратить сил больше, чем Исида мог предположить.

И только вечером, выйдя из душа и рухнув на жесткий диван, он вспомнил, что его смутило в первый раз. Синяк на скуле. Он был таким, каким запомнил его Исида, когда смотрел на разрубленное тело. Неохотно поднявшись, он побрел к информационному терминалу. Долго смотрел на результаты поиска, размышляя, что все это могло значить. Так ничего и не решив, он лег спать.

Брата-близнеца у рядового зет семьдесят четыре восемнадцать не оказалось. У него вообще не было братьев, только две сестры.

***

Исида не стал никому ничего говорить. На него и так косо смотрели, да и вряд ли кто-то оценил бы россказни про оживающих рядовых. С таким или отправляют в медпункт, или списывают, а это в его планы не входило.

Он стал внимательнее приглядываться к окружающим. Каждая мелочь, каждая деталь казалась важной. Исида стал замечать и запоминать даже родинки на лицах. Но штернриттеры вели себя так же, как и всегда.

Под конец дня даже новый шрам на подбородке Базз-Би стал казаться подозрительным. Это выматывало. Исида подумал, что выбрал какой-то слишком изощренный способ развить паранойю. Как будто у него не было других причин для нервозности.

Вечером Исида снова столкнулся с тем самым рядовым. Тот его даже не заметил, спеша по каким-то своим важным поручениям. Синяк был на прежнем месте. Возникло желание схватить рядового за рукав и поговорить о вчерашнем инциденте, напомнить про Бамбиетту и лужу крови. Исида удержался, это привлекло бы слишком много ненужного внимания — штернриттеры только начали расходиться по своим комнатам, и в коридорах было людно. К тому же он не знал, что стал бы делать, если бы рядовой начал все отрицать. Не кричать же, как ребенок, играющий в войнушку: «Ты умер, падай!».

Хотя иногда Исиде казалось, что именно этим они все здесь и занимаются.

Рядовой скрылся за поворотом, а Исида отправился к себе. Спокойный день вымотал его сильнее любого сражения. По пути встретилась Бамбиетта, болтающая о чем-то со своими девушками, но, похоже, Исиду она решила полностью игнорировать.

Исида ответил тем же, уже по привычке продолжая вглядываться в лица встречных квинси. Если бы он не делал этого, то никогда не обратил бы внимания на сворачивающую за угол женщину. Ее плечи были опущены, она смотрела в пол, словно надеялась, что так ее никто не заметит.

На женщине был белый халат, и Исида решил, что это одна из тех странных медсестер, на которых он иногда натыкался в Силберне. Они все были похожи друг на друга и напоминали роботов. Хотя даже издалека было видно, что лицо этой женщины намного живее. И оно казалось знакомым.

Исида замер на месте, а потом рванул вперед, не обращая внимания на оглядывающихся на него штернриттеров. Он вспомнил, где уже видел это лицо — в белой рамочке в кабинете отца.

Шансов перепутать не было. Слишком часто в детстве Исида разглядывал единственную фотографию своей матери.

За углом женщины не оказалось, как будто, свернув, она сразу же сорвалась на бег. Но Исида заметил мелькнувший белый халат и ускорился еще сильнее. Он уже неплохо знал эту часть дворца. За следующим поворотом — тупик, спрятаться там негде, единственная дверь вела в кладовку с инвентарем и была постоянно закрыта.

Уже поворачивая, Исида услышал звук, который сложно спутать. Так чавкали сапоги Бамбиетты, побывав в луже крови. Воображение сразу нарисовало картину: разрубленная пополам женщина в халате медсестры с синяком на скуле, открытыми глазами и улыбкой, как на фотографии.

Сердце бешено застучало. Исида с трудом снизил темп и взял себя в руки. Нужно быть готовым ко всему, даже к неожиданному нападению. В Силберне всегда нужно быть к нему готовым.

Но открывшаяся взгляду картина превзошла все ожидания. На полу действительно оказались следы, но не красные, а прозрачные. Они вели к луже воды. Женщины нигде не было.

Исида решил, что вполне мог сойти с ума, и от переизбытка белого перестал различать цвета. Ему отчего-то все еще казалось, что это должна быть кровь. Он заставил себя подойти к луже, нагнуться и обмакнуть в нее палец, а потом осторожно попробовать на вкус.

Не кровь. Соленая, как слезы, вода.

Прохладные капли стекали с пальцев, и Исида потер подушечки, прислушиваясь к собственным ощущениям. Обычная вода. В такие моменты он особенно остро задумывался, не спятил ли. Но это были опасные мысли — стоило на миг поверить в собственную невменяемость, как воображение начинало раскручивать цепочку образов: что нет никакого Силберна и нет квинси, нет шинигами, пустых и Куросаки… Мысль о Куросаки всегда отрезвляла. Почему-то предположение, что тот может оказаться выдумкой, было самым обидным. Даже то, что он, Исида Урю, возможно, лежит в состоянии овоща после какой-нибудь глупой аварии, огорчало не так сильно. Поэтому он просто отодвигал мысли о собственном сумасшествии подальше. Это всегда успеется.

Раздумывая над лужей воды, Исида почувствовал за спиной чужое присутствие. Резко обернулся — тень мелькнула на периферии зрения и пропала, только в глазах заплясали черные мушки.

Он шел к своим комнатам, ощущая чужой взгляд. И только когда захлопнул за собой дверь, а ступени из рейши позади рассыпались, он перестал ощущать наблюдение. На столе голубовато светился монитор — поток приказов по армии, маркированных разными цветами по степени важности, личные распоряжения Императора, приглашение Базз-Би выпить — Исида его отклонял уже трижды, и было даже интересно, когда Базз-Би надоест… Когда он разгреб входящую информацию, то увидел ее.

Мама сидела на кровати, чинно сложив руки на коленях, и улыбалась.

— Бессмысленный какой-то день, — сказала она. — Не люблю беготню. — Она склонила голову набок.

Безупречно белый воротничок черного шелкового платья чуть топорщился и касался ее шеи. Исида думал, что для военной организации, которой является Силберн, здесь все-таки слишком много странного. Однажды Эс Нодт показал ему страх — это был интересный опыт. Исида помнил, как одна часть его существа корчилась в пароксизмах безысходности и ужаса. А вторая анализировала воздействие чужой реяцу, раскладывая ее на потоки. Вообще, это было первым, чему научил его Император.

— Как ты сюда попала, мама? — Исида решил начать с простого.

Она нахмурилась, а потом ее лицо засветилось улыбкой:

— Ты меня узнал. — Мама порывисто встала, и Исида перехватил тонкое запястье, чувствуя, как под пальцами бьется пульс. Она замерла, а потом медленно, словно приручала животное, протянула руку. — Ты стал такой красивый… — прошептала мама.

Щеки коснулись мокрые пальцы, капли потекли по шее.

— Откуда ты взялась, мама?

Она нахмурилась, словно вспоминая.

— Не знаю. — На ее лице появилось беспокойство. — А где Рюкен? Где твой отец?

Тонкие пальцы безостановочно переплетались, на ногтях застыли капли воды. Исида неторопливо встал.

— Где ты живешь? — он с болезненным интересом всматривался в гладкое, словно кукольное, лицо. По сравнению с ним руки казались живущими собственной жизнью.

— Дома, конечно, — она посмотрела с любовью и взъерошила ему волосы. — Зачем ты задаешь такие странные вопросы, сынок?

— А где твой дом?

Мама снова нахмурилась, а потом взглянула строго:

— Дома, разумеется.

За дверью раздался дикий, мучительный крик, и Исида рванулся вперед, к выходу — да что же это такое. И с размаху натолкнулся на железную хватку. Мама, глядя сосредоточенно, обнимала его за плечи и качала головой.

— Не ходи туда, сынок, не нужно.

Мокрое дыхание опаляло кожу, в глазах мамы застыл даже не страх — панический первобытный ужас, а стальные мышцы, застывшие в мертвой хватке, не давали двигаться. Исида почувствовал, как рубашка пропитывается водой и влажно липнет к коже. Крик повторился, уже дальше, отчаянный и почти животный. Исида рванулся, высвобождаясь из объятий, и распахнул дверь.

Под ногами плыли белые ступени — они казались обтрепанными на краях и почти незаметно вибрировали. Исида слетел в коридор, едва касаясь пятками поверхности рейши, и закрутил головой. Между белыми стенами царило безмолвие, где-то журчала вода, звук собственного дыхания глухо шумел в ушах. Вокруг никого не было, только на полу темнели мокрые следы: небольшая ступня с округлой пяткой и крошечными овалами пальцев.

Следы вели по коридору, постепенно бледнея, и через пару десятков метров исчезли. Исида присел, ощупывая пальцами последний, — и ничего не почувствовал. Он медленно поднялся и пошел обратно.

Мамы в комнате не оказалось. На диване, где она сидела, осталось влажное круглое пятно. Исида потрогал кожаную обивку и глубоко вздохнул. От усталости гудели плечи и закрывались глаза, но он не был уверен, что получится уснуть. Он даже не был уверен, стоит ли засыпать, — плечи до сих пор ныли от стальной хватки, которой его удерживала мама.

В спальне Исида устало стянул рубашку и прислушался: капание воды, которое его преследовали весь день, прекратилось. И это нервировало. Пока он развешивал одежду — китель, брюки, носки в отдельный ящик для белья, — принял решение: нужно дождаться появления мамы еще раз. И не хлопать ушами, а присмотреться — кто или что она. В том, что это Катагири Канае, Исида серьезно сомневался. Но еще больше он сомневался в том, что это не она.

Ложась в кровать, Исида был уверен, что проворочается до утра, но уснул на удивление быстро. Всю ночь ему снилось, что он тонет.

***

В свое время Исида обследовал почти каждый уголок своей школы. Неплохое хобби для того, у кого нет друзей, зато много внеклассных занятий и свободного времени. Это потом появился Куросаки и остальные, и стало как-то не до того.

Школу не удалось обследовать целиком. Всегда оставались комнаты, куда учеников не пускали даже по учебной необходимости, вечно закрытые каморки, просто подозрительные неприметные двери. Исида думал, что умрет, так и не узнав, какие тайны за ними скрывались.

Силберн был куда больше школы. Но и Исида уже не был неопытным учеником.

Он старался обследовать все сверху донизу, каждый уголок. Квинси косились, но не смели возражать преемнику Императора. На тех, кто все-таки возражал, Исида не обращал внимания.

Отгадка была где-то здесь, за одной из этих стен, местами покрытых инеем. Он знал, что за ними кричали, убивали и восставали из мертвых. Но не днем, сейчас все выглядело вполне обычно, насколько это слово вообще может быть применимо к армии квинси накануне сражения.

Поиски не приносили никаких результатов. Может быть, потому, что Исида не знал, что именно ищет. Но нужно было делать хоть что-то, это помогало не сдаться и не решить, что окончательно свихнулся.

В какой-то момент стало казаться, что он бродит по кругу. Исида вошел в небольшую комнату, где несколько человек за столами возились с документами, передавая их друг другу. Даже оснащенной новейшими технологиями армии Ванденрейха не удалось полностью избавиться от бумажной работы. Исида так и не понял, был он уже здесь или заходил в подобное место — такие кабинеты все были похожи друг на друга.

Взгляд зацепился за человека, который сидел на углу стола и что-то сосредоточенно писал. Исида замер на месте, узнав его.

В то, что все мертвые мира разом восстанут и примкнут к армии квинси, верилось больше, чем в то, что в Силберн заявился его отец.

Исида осторожно подошел, косясь на окружающих. Ни на него, ни на отца не обращали никакого внимания. Казалось, эти люди не заметили бы, даже если бы на их головы свалился десант шинигами.

— Рюкен? — спросил Исида тихо. — Что ты здесь делаешь?

— Очевидно, я работаю, Урю, — ответил отец, не удосужившись даже поднять взгляд.

С его пальцев и по ручке стекала вода. Он хмурился, стряхивал ее ладонью и продолжал писать. На размокшей бумаге почти не удавалось различить буквы, но отца это, похоже, мало волновало.

— А что мне делать? — против воли вырвалось у Исиды. Он вдруг захотел, чтобы у отца нашелся простой и логичный ответ на все, как это было в детстве. Тогда можно было бы успокоиться и пойти спать, не боясь ничего.

— Масса вариантов. Например, не мешать мне и пойти поработать в другом месте.

Исида чуть было на автомате не развернулся, чтобы уйти — таким убедительным был тон отца, — но все же решил предпринять еще одну попытку.

— Я видел маму, — шепнул он недрогнувшим голосом. Тренировки невозмутимости не прошли даром.

Рука отца на секунду дернулась, но он тут же как ни в чем не бывало продолжил выводить невидимые буквы.

Исида прождал ответа десять минут и, не дождавшись, пошел прочь. Оглядываться он не стал — боялся увидеть на месте отца только плавающие в луже бумаги. Зато хорошо слышал голос — ровный и негромкий. Рюкен отдавал распоряжения так, словно был у себя в клинике. Когда Исида уже выходил за дверь, до него донеслось:

— Иногда вещи совсем не то, чем они кажутся. Но гораздо чаще все оказывается проще.

Наверное, встреча с отцом оказалась той каплей, которая переполнила чашу терпения Исиды. Ему больше не хотелось ломать голову над происходящим, он отрицал действительность, его голове, черт возьми, нужна перезагрузка. Даже если за очередным белым углом будут кого-то распиливать на части. И даже если потом этот кто-то как ни в чем ни бывало выйдет на утреннее построение. К тому же добавилось ощущение слежки, не обычное — в Силберне все следят за всеми, — а то самое, острое и колючее.

Возможно, именно поэтому Исида, до того уходящий от любых встреч с Базз-Би, согласился на спарринг. Никаких техник, чистая сила на силу. Впрочем, было понятно, чего он хочет — Базз-Би, как и подавляющее большинство штернриттеров, пытался выяснить, какая способность скрывается за буквой А, буквой, совпадающей с императорской.

Позже, в тренировочном зале, отбивая атаку за атакой, Исида пытался нащупать слабое место Базз-Би; искал момент, когда тот, словно устрица, приоткроется — чтобы ударить во всю силу. И только посреди боя, когда они, разгоряченные и голые по пояс, замерли, Исида увидел у стены высокую худую фигуру. Грандмастеру Хашвальту совершенно нечего было здесь делать. Правда, Базз-Би на этот счет никакого трепета не испытывал — проследив, куда смотрит Исида, он весело помахал рукой, затянутой в черную кожаную перчатку.

— Эй, Юго, хочешь к нам?

Тот лишь покачал головой, отделился от стены и ушел прочь.

— Вот засранец, — беззлобно прокомментировал Базз-Би. — Ну что, продолжим? — и широко оскалился.

К себе Исида возвращался на подгибающихся ногах. Утешало, что Базз-Би выглядел не лучше. На прощание он весело ухмыльнулся, встряхивая головой — кажется, Исида обеспечил ему легкую контузию, и сказал:

— Когда-нибудь я тебя раскушу, штернриттер А.

Хотел бы Исида дожить до этого момента — до понимания, что, черт возьми, означает его буква. Зато, стоя под горячими струями душа, он понял другое — что взгляд в спину, преследовавший его последние дни, напоминал взгляд Хашвальта. Засыпал Исида совершенно разбитым.

***

Проснулся он от бесцеремонного толчка в бок и едва не оказался на полу.

— Исида, какого хрена ты делаешь в моей кровати? — Куросаки, даже встрепанный и сонный,выглядел хмуро и воинственно. — Извращенец, — припечатал он.

Мучительно нашаривая на тумбочке очки, Исида чувствовал влагу, которую источало тело Куросаки. Правда, от него шло такое тепло, что вода ощущалась скорее как пот, чем стекающие дождевые капли.

— Вообще-то, — Исида наконец-то нашел очки и надел их, — это моя кровать.

Он попытался спихнуть Куросаки, но ничего не вышло. Тот, упираясь коленом Исиде между ног, даже не думал двигаться с места.

— Ладно, — проговорил Куросаки, — зайдем с другой стороны — какого хрена я делаю в твоей постели?

— А ты не помнишь, как здесь оказался?

Куросаки задумался, и Исида невольно скользнул взглядом по его обнаженной груди. А потом почувствовал, как щеки заливает краска. Обнаженной оказалась не только грудь.

— Прикройся, — выдохнул Исида. — Или ты совсем уже?

— Что? — нахмурился Куросаки. — Чем я, по-твоему, должен прикрываться?

И все же дернул на себя одеяло и устроился рядом. Сейчас Исида видел только голову и плечи. А бедро обжигала влажная кожа.

— Я могу тебе что-нибудь принести, — сглотнув, сказал Исида. — У меня есть…

— Лежи уже.

Широкая ладонь легла на грудь, согревая.

— Куросаки…

— Эй, Исида, — Куросаки приподнялся на локте, глядя беспокойно и пытливо, — во что ты вляпался?

Наверное, Куросаки был единственным, кто безоговорочно понял и принял бы его решение. Даже, наверное, морду бы не стал бить. Но одновременно с этим он был тем, кому ни в коем случае нельзя было ничего рассказывать. Ладонь на груди дрогнула, и Исиде на миг захотелось просто выговориться. Острое щемящее чувство потери накрыло с головой. Тоска на него накатывала и раньше, но никогда прежде он не понимал с такой отчетливостью, что дороги назад нет и не будет. А его жизнь — просто разменная монета. Он прикрыл глаза, пережидая отвратительный приступ жалости к самому себе.

Куросаки по-прежнему не двигался, а потом откинул одеяло, прижался гладким и горячим телом так, что Исида задохнулся, и пробормотал куда-то в ухо:

— Ты слишком много думаешь, придурок. Расслабься и выспись уже, наконец.

Потом с него осторожно стащили очки, и Куросаки зевнул, закидывая ногу Исиде на бедро. От него текло тепло, успокаивающее и ровное, такое уютное, что даже влага, выступающая у Куросаки на коже и стекающая каплями по шее и губам, была приятной.

Исида лежал спокойно, чувствуя дыхание Куросаки и погружаясь в дрему без сновидений. Только гудел всю ночь в сознании падающий с огромной высоты водопад.

***

Утром в кровати ожидаемо никого не оказалось. Исиде захотелось снова лечь и уснуть, чтобы было тепло и пришел Куросаки, заставляя забыть обо всех проблемах. Но холод отогнал остатки сна, пришлось подняться.

Хороший отдых помог перезагрузить мозги. Теперь Исида понимал, что нужно делать. Блуждания по округе не принесут больших плодов — змея гниет с головы.

Ответы на все вопросы мог дать только Яхве. Он должен был знать обо всем, что происходит в Силберне и за его пределами. Вряд ли кто-то посмел бы воскреснуть или даже просто замочить документы без его ведома.

Но Исида не представлял, как можно было подойти к нему и поговорить об этом у всех на виду. Он пытался, но подходящая возможность все никак не представлялась. Водоворот дел закрутил Исиду — тренировки, построения, ознакомления с информационными сводками. Переживания последних дней не стерлись, но притупились, даже стук капель почти не беспокоил.

Очнулся Исида только к концу дня и понял, что нужно начинать действовать. Он дождался, пока все разойдутся по комнатам и казармам, потом потратил еще некоторое время, меряя комнату шагами, — все должны были уснуть крепко — и отправился в сторону тронного зала.

Ночной Сиберн отличался от того, что можно было увидеть днем. Тишина казалась хрупкой и обманчивой, будто ее в любой момент мог нарушить душераздирающий крик. Исида не удивился бы, если бы так и произошло. Он почти хотел этого.

Но было тихо, и даже звук собственных осторожных шагов оглушал.

В пути Исида мысленно проговаривал речь, складывал слова, чтобы они звучали как можно более точно и отстраненно. И все равно не получалось сформулировать достаточно убедительно.

Но все слова вылетели из головы, когда Исида остановился у запертой двери тронного зала. Он коснулся холодной двери только кончиками пальцев, когда его окликнули, заставляя вздрогнуть.

— Не спится?

Исида резко обернулся и увидел Хашвальта. Тот подходил медленно и плавно, словно отделилась от одной из стен белая тень.

Хашвальт выглядел так, будто не спал неделю. Исида поймал себя на том, что невольно пытается заметить пятна воды на его одежде или капли на лице. Но не было ни того, ни другого, только глубокие тени под глазами.

— Да, — Исида постарался, чтобы его голос звучал ровно. — Думаю уменьшить интенсивность тренировок.

Хашвальт обошел его кругу, оценивающе присматриваясь и сокращая расстояние. От его взгляда Исида поежился.

— Значит, пришел сюда подышать воздухом?

Хашвальт приближался, и было в его фигуре что-то угрожающее. Исида инстинктивно попятился и почувствовал лопатками прохладную поверхность дверей.

— Почему вы за мной следите? Вам тоже интересно, что означает моя буква?

Уголки губ Хашвальта дрогнули в улыбке.

— Базз-Би — ограниченный, но по-своему удивительный экземпляр. Из всех творений Его Величества он нравится мне больше всего.

— Творений? — сглотнул Исида. Хашвальт приблизился почти вплотную. Исида видел, как у него на виске бьется жилка, мог пересчитать густые пушистые ресницы, обрамлявшие глаза. — Себя к ним вы не относите? Грандмастер штернриттеров выше этого?

Хашвальт коротко фыркнул.

— Мне нет нужды интересоваться твоей буквой, — он наклонился прямо к лицу Исиды, щеку согрело теплое дыхание. — Ведь раньше она принадлежала мне. Преемник.

Исида как загипнотизированный смотрел прямо в глаза Хашвальту. Светло-бирюзовая радужка вспыхивала льдистыми искорками, булавочные точки зрачков казались плоскими и словно нарисованными.

— Значит, — Исида сглотнул, — вы знаете о моей способности? И почему она не пробуждается, несмотря на тренировки?

— О, — вдруг светски протянул Хашвальт, глядя куда-то вбок, — кто это у нас?

Исида знал, что такое фокусы работают только в детском саду. И все же медленно повернул голову. Там стоял дедушка Сокен. Сложив руки на груди, он улыбался и качал головой.

— Урю, ну кто себя так ведет? — мягко проговорил он. — Разве этому я тебя учил?

— Дедушка.

— Вы его пугаете, молодой человек, — дедушка подошел и отстранил Хашвальта. Исида почувствовал, как давящая на грудь сила исчезла. Под ногами у дедушки хлюпала вода.

— Со мной все в порядке, — голос не дрожал. Почти.

— Я знаю, — Дедушка церемонно кивнул и отстранился. — Оставляю своего внука на вас, молодой человек.

Он неторопливо пошел прочь, и набухшие от воды полы длинного плаща лизали его пятки. Когда дедушка скрылся за поворотом, Исида резко повернулся к Хашвальту.

— Какого черта все это значит? Что происходит?

Хашвальт казался ушедшим в себя. Тени под глазами стали глубже, чернее, сухие губы шевельнулись, что-то проговаривая, но Исида не мог расслышать ни слова.

— Что?!

Мотнув головой, словно не понимая, как он здесь оказался, Хашвальт вдруг сказал:

— Иди. Его Величество ждет тебя.

— Но.

— Я бы мог сказать, что означает твоя буква. Но ты ведь давно догадался. Верно, следующий Архитектор?

Двери под лопатками дрогнули, раскрываясь, и Исида провалился назад, почти рухнул спиной в тронный зал, не сводя взгляда с бесконечно усталого, но почему-то счастливого лица Хашвальта. Тот смотрел на него до тех пор, пока двери с грохотом не закрылись.

Под ногами хлюпнуло. Потом еще раз. Исида повернулся и опустил глаза. Пол тронного зала был покрыт водой. Она шла рябью,облизывала ботинки и заливалась внутрь, не оставляя следов.

Исида шагнул вперед. Кресло Императора пустовало.

Рябь на воде усилилась, хотя Исида перестал двигаться, превращалась в настоящие волны, которые разбивались о стоящее в центре кресло. Потом стала подниматься.

Исида как завороженный наблюдал за потоками воды, ползущими вверх по спинке и ручкам кресла, бурлящими и переплетающимися. Они сливались и поднимались, образовывая фигуру. Знакомую фигуру Императора.

Яхве начал вставать с кресла, еще не до конца сформировавшись. Лицо бурлило и рябилось, словно забыв о своей истинной форме, поэтому его выражения разобрать не удавалось. Но первый шаг он сделал уже в своем истинном обличье.

— Вода, — голос Яхве отражался от стен, волнами пробегал по оставшейся воде, эхом отдавался в ушах Исиды, — самая удобная форма для управления рейши.

На месте воды могло быть что угодно, Исида понимал, но от этого не становилось легче. Он слышал стук капель, и в этом стуке можно было различить шепотки. Пока их было мало — сонное бормотание, крики от ночных кошмаров, редкие реплики дежурных. Силберн спал, но скоро он проснется, и обрушится дождь. Целый океан дождя.

Неудивительно, что Хашвальт не высыпался, если слышал это тысячу лет. И что был рад избавиться от почетной миссии.

— Я знал, что ты придешь за ответами тогда, когда они уже будут не нужны, — продолжал Яхве. — Так всегда бывает. Хашвальт тоже понял раньше.

Больше всего на свете Исиде сейчас хотелось вообще ничего не понимать. Это нормальное состояние для человека — не понимать, а его собирались лишить даже такой малости. Поэтому он заставил себя открыть рот и задать первый вопрос, пришедший в голову.

— Кто кричал ночью?

Яхве усмехнулся — словно рябь по воде пробежала.

— Лоли. Или Меноли. Ты не помнишь, кто из них кто. Или другой арранкар, которых, как ты считал, обязательно должны пытать в подвалах Силберна. Пока ты думаешь, что по ночам должны звучать крики, они будут звучать.

Исида прикрыл глаза.

— Кто я?

— Разве Хашвальт тебе не сказал? Я буду скучать — по нему такому. Сопротивляющемуся. Способному на созидание. Но, знаешь, с ним было проще.

— Он более способный?

— Вовсе нет, — Яхве подошел совсем близко. Вода позади него поднялась гребнем и нависла на головой, роняя на волосы капли. — Его отношение ко мне было иным. Даже когда он все понял, я всегда чувствовал его поддержку.

— Что с ним будет?

— Он станет мной, — Яхве покачал головой. — Я не понимаю его решения. Но это единственное, что он может получить только от меня.

— Что значит — станет вами? — Вопрос еще не прозвучал до конца, а Исида уже понимал. Все они — Эс Нодт, Базз-Би, неугомонная Бамбиетта и железный БГ9, все они…

— Ванденрейх — это я.

Позади Яхве с плеском начали вставать фигуры. Базз-Би сонно тер глаза и тихо матерился. Эс Нодт в тренировочном костюме, сухой и гибкий, прикрывал длиннопалой ладонью нижнюю половину лица.

Тронный зал постепенно заполнялся.

— Где Юго? — тревожно спросил Базз-Би.

Исида поймал себя на том, что тревожно выискивает высокую фигуру с золотистой копной волос.

— Он будет позже, — Яхве смотрел прямо в глаза, и Исиде казалось, что пол под ногами проваливается.

Он изо всех сил цеплялся за реальность, отторгал шум воды, в котором гудел, словно растревоженный улей, ночной Ванденрейх. Его до смерти пугала эта чудовищная сила притяжения, и он барахтался во тьме своего страха, словно пытался выплыть из глубины. Исида рвался прочь, вспоминая все техники защиты разума, которым его учили. С грохотом ставил перед собой барьеры из рейши, отгораживаясь от пронизывающего взгляда. Перед глазами проплывала цепочка призраков — лиц, которые врезались ему в память: дедушка, мама, соседская девочка, сбитая на перекрестке недалеко от их дома. Раньше Исида недоумевал, почему именно она. Но потом сообразил — первая смерть, произошедшая на его глазах. Может быть, она тоже бегает по Силберну, выполняя поручения.

С грохотом обрушилась вода, плеснула на лицо колючими острыми каплями. В ушах звенело от напряжения, во рту было солоно от крови. Исида открыл глаза. Фигура Яхве расплывалась при взгляде сквозь залитые водой очки.

— Хорошо, — проговорил Яхве. — Лучше, чем я ожидал. Хашвальт, как всегда, оказался прав. Знаешь, я дам ему букву Б, чтобы он соблюдал баланс.

Исида чувствовал, как сквозь него прокатываются ровные теплые волны.

— Ты — мой преемник. Штернриттер А, Архитектор. Созидатель. Один из тех немногих, кто может устоять и не раствориться во мне.

Мама, отец, дедушка, Куросаки… Это не они приходили к Исиде, это Исида создал их. Такими, какими запомнил и отчасти — какими хотел увидеть.

— Зачем? — последний вопрос, который осталось задать, чтобы протокол был полностью соблюден.

Имеет ли рейши разум? Пока они — шинигами и квинси — пользовались ею, океан рейши изучал их. Зачем ему преемник? Океан вечен, он просто есть. Поглощает моря и реки, создает новые, меняет мир под себя.

Испытывает любопытство.

— Я хочу посмотреть на тебя в роли Архитектора. Люди, которые могут удержаться от слияния со мной, всегда были мне интересны.

Исида закашлялся, попытался стереть с лица воду. Он совершенно точно не хотел сливаться с этим океаном. Он не хотел быть частью мировой рейши. Но…

Из воды появилась еще одна фигура — Хашвальт. Он недоуменно огляделся, и лицо его озарило спокойное счастье. Базз-Би, увидев его, широко, задиристо улыбнулся. Теперь все собрались.

Не будет других ритуалов, пышные коронации никому не нужны. Единственный способ не слиться с океаном — это стать им.

Исида встал ровно. Вода больше не беспокоила, даже стекла очков высохли, и можно было увидеть довольный взгляд Яхве.

Хашвальт опустился на одно колено, за ним последовали другие штернриттеры. Исида видел их — и видел себя глазами каждого из них, слышал их дыхание, каждый стук сердца, но теперь это совсем его не беспокоило.

В душе Исиды успокаивающе шумели волны. Ванденрейх — это он.

@темы: текст, Яхве, Исида Урю, Юграм Хашвальт, Базз-Би

---

[Доктор Айзен]

Автор

@темы: Яхве, арт

---

[Доктор Айзен]

Jugram Haschwalth wallpaper by Tenzen-chan on deviantART

@темы: арт, Юграм Хашвальт

---

[Доктор Айзен]

Закрытая запись, не предназначенная для публичного просмотра

---

[Доктор Айзен]

Закрытая запись, не предназначенная для публичного просмотра

---

[Доктор Айзен]

Название: Стук-постук
Автор:  Илана Тосс
Бета:  Пэмдар
Размер: драббл, 410 слов
Пейринг/Персонажи: Эс Нодт
Категория: джен
Жанр: хоррор
Рейтинг: PG-13
Краткое содержание: В Руконгае свои легенды
Дисклеймер: все принадлежит Кубо


В Руконгае нет сказок, нет преданий — слишком коротка память мертвых душ, да и ни к чему тащить легенды из жизни, когда тут своя жизнь при легенде. Крепко стоит Сейрейтей, надежно окружен он белой каменной стеной, славно и спокойно за ней живется. Честную службу несут шинигами в Готей-13. Нет-нет, да и пройдет один из них по твоей улице, и отступит перед ним страх и тьма.

Стук-постук.

Слышишь? Скребутся в окно черные ногти. Не оглядывайся. Не смотри. Не показывай, что заметил. Иначе…

Стук-постук.

Берегись черных теней. В них прячется белый человек с черными глазами. Не смотри на тени. Не смотри на него. Не смотри ему в глаза. Хочется, а ты не смотри. Проживешь шестьдесят лет, удержишься — вернешься на перерождение. А нет — сгинешь, пропадешь, сгоришь без следа под взглядом огромных черных глаз, станешь в них белой точкой.

Стук-постук.

Слышишь? Все слышат. Никто не говорит. Здесь свои правила. Свои заговоры. Коли заползет в дом черная тень, жги огонь поярче. А как его жечь, коли дров нету? Да и пропадет кто среди ночи — кого в твоем районе это будет волновать? Самому бы живу остаться, не до соседей.

Но говорят, чем ближе район к Сейрейтею, тем чаще там появляются черные тени. Врут, наверное.

Стук-постук.

Ползет черная тень по улице. Лижут длинные ее языки пороги домов. Стучатся в окна черные ногти. Заглядывают в самую душу бездонные черные глаза. Прячься, не прячься — не поможет. Глянешь — и точно конец, оцепенеешь от ужаса, так и застынешь готовым угощением для белого человека.

Но если успеешь отвести взгляд, может, и пронесет, не заметят тебя. Выходи тогда наутро на пустую улицу, подбирай, что осталось ценного от соседей — и ходу в соседний район, что поближе к белокаменному Сейрейтею, авось и примут побродяжку.

Стук-постук.

Любит ходить в гости белый человек. Прячется в густой тени зыбкая фигура. Развеваются длинные волосы, как языки черного пламени. Тянутся прямо к тебе длинные паучьи руки с черными ногтями. Горят черные глаза на лице, как два угля. Страшно? Страшно. Бойся сильнее.

Не ты нужен белому человеку — страх твой. Напугаешься как следует, до липкого пота по спине, до отнявшихся ног и ледяного комка в животе, до колотящегося в горле сердца — уйдет белый человек. Уйдет, довольный тем, как его приняли. А ты сиди, учись заново дышать да запоминай накрепко все, что было. Глядишь — и расскажешь кому эту науку перед тем, как уйти на грунт. Расскажешь, что не Пустых надо бояться в Руконгае, не шинигами мятежных, а самых простых вещей. Черных теней на стене. Белых пятен за спиной. Стука чьих-то ногтей по стеклу.

Стук-постук.

Название: Слабаки
Автор:  Илана Тосс
Бета:  Пухоспинка
Размер: 492 слова
Пейринг/Персонажи: Эс Нодт/Бамбиетта Бастербайн
Категория: гет
Жанр: экшн/романс
Рейтинг: PG-13
Саммари: В этой войне не будет победителей
Дисклеймер: все принадлежит Кубо



— Господи, ну ты и слабак, — говорит Бамбиетта при знакомстве, попинывая стойку с капельницей и рассеянно листая лежащую на тумбочке Библию. — И имя у тебя дурацкое.

— Не поминай Всевышнего всуе, — скрипит Эс Нодт в ответ. Он полусидит в кровати, обложенный подушками, как большая фарфоровая кукла. Больничная распашонка с завязками на спине — точь-в-точь, как на Бамбиетте.

А ночью ей снится кошмар. Впервые в жизни.

Тонкая простыня перекрутилась жгутом на шее. Содрав ее, Бамбиетта хватает ртом воздух и долго таращится в потолок, успокаивая бешено колотящееся сердце. Левую половину тела будто колет ледяной иглой. Услышав тихий мстительный смешок, она опирается на локоть, привстает. Эс Нодт смотрит на нее из угла блестящими черными глазами.

Бамбиетта бормочет: «Отстань», — и швыряет в него тапком, отворачиваясь к стене. Тот падает к ногам Эса Нодта, будто рыцарская перчатка. Это вызов.

Так начинается тихая война: битвы за внимание Императора, соревнования в меткости и силе, меряние фольштендигами. Бамбиетта неистощима на выдумки, ее атаки одна грязнее другой. Эс Нодт блокирует их с молчаливыми ухмылками, и Бамбиетта раз за разом проигрывает всухую.

Она постоянно злится, это становится дурной привычкой. Но чем злее она смотрит, тем больше рядовых квинси готовы умереть ради этого взгляда. Ей все равно. На месте каждого любовника она представляет Эса и мстительно вспарывает несуществующие стежки воображаемого фольштендига. Кажется, офицеры уже что-то подозревают. Но к черту офицеров. Ей просто нужно развеяться.

Специально дождавшись, когда уснет Император, Бамбиетта тайком выбирается в Сейрейтей. Она хочет всласть наиграться с беспомощными шинигами. Но, разумеется, все идет не так.

— Эс, ты мудак, — кричит она. — Это был мой шинигами! По твоей милости он подох от ужаса.

— Такова божья воля, — бросает Эс Нодт свысока. Бамбиетта стискивает кулаки: не повезло же напороться на этого идиота. — Возвращайся в Силберн, слабачка! Только сильнейшие достойны выходить из Тени.

Его черные волосы спускаются ниже лопаток, они уже длиннее, чем у Бамбиетты, даже в этом он на шаг впереди, и это тоже злит. Раздражает. Бесит.

— Да пошел ты! — с пальцев сам собой срывается сгусток рейши. И улетает «в молоко»: руки дрожат, а по спине ползет липкий пот. Сукин сын Эс Нодт пялится на нее неотрывно.

— Зато у тебя фольштендиг маленький! И штопаный! — мстительно выдавливает Бамбиетта и рывком падает в Тень, позорно сбегая с несостоявшегося поля боя. Разрыв защитного контура слишком грубый, завтра это яснее ясного подскажет Хашвальту, где она шаталась, но сил замести следы уже нет.

Утром Император показательно карает Эса за самовольную отлучку в Сейрейтей. Только его.

Бамбиетта старательно отводит глаза, когда он, сверкая новым «украшением», идет через толпу. И, сама не зная, почему, отвешивает заржавшему Базз-Би тяжелую затрещину. Вроде бы шипастый намордник должен причинять боль, но ей кажется, что Эс улыбается.

Он проходит, задевая ее плечом, встает рядом: высоченное пугало с глазищами на пол-лица. Бамбиетта представляет на миг, что однажды его не станет, и ей становится по-настоящему страшно. Она слишком к нему привыкла.

— Намордник тебе идет, — говорит она, почти не разжимая губ. — Пойдем завтра снова ловить шинигами?

Это не свидание, упрямо убеждает себя Бамбиетта. Просто реванш.

А вот Эс Нодт теперь совершенно точно улыбается.


Название: Голод
Автор:  Илана Тосс
Бета:  Пэмдар
Размер: драббл, 517 слов
Пейринг/Персонажи: Эс Нодт, Хашвальт, Исида Урю
Категория: джен
Жанр: общий
Рейтинг: PG-13
Краткое содержание: Их слабости — его сила, их страх — его пища
Дисклеймер: все принадлежит Кубо


В Ванденрейхе все дружат с кем-то против кого-то. Группки, отряды, парочки — десятки и сотни крохотных коалиций, каждый день распадающихся и формирующихся заново. Даже Джеймс — и тот в вечном тандеме сам с собой. Одиночки здесь не выживают. Есть, конечно, исключения, но их исчезающе мало. Разве что Грандмастер, Ночной Император. И Его Величество, разумеется.

Каждому нужен кто-то. Заплаткой в брешь, щитом в бойницу, прикрыть свою слабость.

Ему не нужен никто.

Ему нужны все они.

Их слабости — его сила, их страх — его пища. Он помнит, что это «свои», помнит, но когда голод слишком силен, удержаться невозможно.

Он не берет слишком много. Да и рядовым так мало нужно, чтобы испугаться: шепоток там, взгляд искоса здесь, размытый промельк в конце коридора, удлинившиеся тени перед сном — и среди ночи он собирает свою жатву. Он проплывает мимо казарм, и кошмарные сны притягиваются к нему, будто магнитом, черные, серые и багровые их следы почти вещественны, они обволакивают его мутной вкусной пеленой. Солдаты боятся его до дрожи.

Офицеры — табу.

Он пытается однажды подкормиться от Базз-Би. Жирный, сытный кусок его ужаса по сравнению с кошмариками солдат на вкус — как сочная отбивная против горсти леденцов.

Наутро Хашвальт показывает ему его собственный страх:

— Еще одно покушение на офицера — и это будет вечным. — Мягко щелкает на затылке пряжка намордника. Ограничитель скрывает всю нижнюю половину лица, липнет к нему второй кожей — жгучей, раскаленной кожей. — Можешь снять, когда Его Величество займет свой законный трон, — небрежно роняет Хашвальт.

Он шипит в ответ, выставив вперед скрюченные когтями пальцы, но чертов намордник поглощает все звуки. Его голос! Его чудесный голос, которым так прекрасно было нашептывать, стоя за плечом!..

Хашвальт смотрит на него презрительно. «Ты знаешь, что я знаю», — говорит его холодный взгляд. — «Берегись нарушить равновесие».

Он покорно опускает плечи, и в ту же секунду дышать становится легче.

— Ненавижу… — шипит он и осекается. Голос снова с ним!

— Равновесие, — повторяет Хашвальт, отворачиваясь. Разговор окончен.

С тех пор ему приходится и впредь ограничиваться мелкими страхами мелких людишек. Внутри растет сосущее чувство голода, который нельзя утолить. Но намордник все еще скрывает его лицо — так, напоминанием. Чтоб не зарывался.

Медализированная Сенбонзакура греет ладонь — пожалуй, даже слишком сильно, приходится одолжить у Базз-Би запасную пару перчаток. Как и сам Кучики Бьякуя, его банкай отрицает страх. Отчаянно, изо всех сил отрицает, и тем слаще будет миг подчинения. Сквозь намордник, сквозь медальон доносится до него легкий цветочный аромат, щекочет ноздри, щекочет в груди. Небольшое усилие — и к нему примешивается второй запах, более сладкий и душный. Гниение. Разложение. Смерть. Так гораздо лучше.

А после рейда в Готей Его Величество объявляет преемника.

У Исиды Урю отличная выправка. Безукоризненно белая форма. И полные страха глаза.

Никто этого не видит, кажется, даже Хашвальт временно купился на презрительный взгляд. Возможно, даже — никто не слышит этих мыслей? — даже Его Величество. Ненадолго, конечно, но всем им будет нужно время разгадать Исиду. Всем, кроме него. Сладкий гнилостный запах будто сам ввинчивается в ноздри, Исида окружен им, как облаком, страх сочится из всех его пор. Скрытый, подавляемый, и оттого — тем более сладостный.

Исида Урю — не офицер. Пока еще не офицер: кровь Его Величества должна полностью смешаться с его собственной. А значит, табу еще не распространяется на него. И значит, сегодня вечером он придет навестить нового преемника. Это будет славное угощение.

Название: Гнев Божий
Автор: Илана Тосс
Бета: Пэмдар
Размер: мини, 1 033 слова
Пейринг/Персонажи: Эс Нодт/Исида Урю
Категория: слэш
Жанр: PWP
Рейтинг: NC-17
Примечание: сиквел к драбблу "Голод"
Предупреждения: насилие
Краткое содержание: Эс Нодта предупреждали
Дисклеймер: все принадлежит Кубо


Исида Урю шел по коридорам Силберна. Он справился. Кровь Императора плескалась в горле, от ладоней на белом плаще оставались неопрятные потные отпечатки, а в голове шумело, но он справился. Церемония посвящения прошла успешно. Если, конечно, не считать того, что он ненароком противопоставил себя остальным штернриттерам.

Чем дальше от тронного зала, тем скуднее были освещены коридоры. Белые, безликие, бесконечные — Урю шел по ним, не разбирая дороги, и опомнился лишь тогда, когда мертвенно-бледная подсветка мигнула и пропала. Урю щелкнул пальцами, возвращая ее — этот жест он подсмотрел перед началом церемонии у слуг, приставленных к нему. Вообще-то, их, скорее, следовало называть сторожами, и странно, что ни один не последовал за ним сюда… Могло ли это быть ловушкой? Умирать так рано и так глупо Урю не планировал.

Или, может, успешное завершение церемонии автоматически уравнивало его в правах с другими штернриттерами? Или даже более того, ставило его всего на одну ступень ниже Яхве?

Ответить на этот и другие вопросы мог только сам Яхве, но его Урю не рискнул бы спрашивать. А сейчас только и нужно было, что вспомнить повороты и поскорее вернуться в свои покои.

Урю огляделся, на всякий случай запоминая место — стены были испещрены трещинами, будто никто не боролся здесь с отпечатками времени, — и сделал шаг.

В ботинке вязко хлюпнуло.

В тусклом свете Урю видел, как белая замша на глазах темнела, намокая изнутри, как сквозь нее по краю подошвы медленно проступала влага. Урю нагнулся, тронул мысок ботинка пальцем, потом поднес руку к лицу. В ноздри ударил тягучий железистый запах.

Кровь.

Он перевел взгляд обратно на ноги: ботинки и низ брюк потемнели, будто Урю переходил вброд реку крови.

— Нас-с-следник, — прошелестело сзади. Урю рывком обернулся, крест квинси потеплел, соскользнул в ладонь, расправляясь, превращаясь в духовный лук.

Раздался тихий смешок.

— Бес-с-сполезно, мальчик. Это тебе не поможет.

— Кто ты? Выходи! — Урю с облегчением понял, что голос его при этом не дрожал. Только руки.

От стены плавно отделилась белая высокая фигура. Бледные, вроде бы желтоватые волосы укутывали ее вторым плащом.

— Грандмастер? — наугад произнес Урю. Хотя с чего бы Хашвальту околачиваться здесь?

— Не угадал, — хихикнул неизвестный. Взметнулся плащ, и на квинси будто тушью брызнули — так растеклась чернота по его рукам, волосам и лицу.

— Эс Нодт! — выдавил Урю. Штернриттер «F» всю церемонию не отрывал от него жадного взгляда, и сейчас Урю невольно начало подташнивать, а чувство тревоги едва ли не овеществилось.

— Ты неосторожен, маленький принц, — прежним шелестящим шепотом произнес Эс Нодт. — Ты напролом идешь к своей цели и не смотришь по сторонам, но оглядись! Ты идешь по трупам! Чья кровь на твоих руках?!

Урю отшатнулся к змеящейся трещинами стене, оперся о нее рукой — на белой краске остался смазанный кровавый отпечаток. Кусок покрытия отскочил, и из получившейся дыры на Урю глянул круглый глаз с черным зрачком на всю радужку.

— Ты затеял страшную игру, — шепнул Эс Нодт, непостижимым образом переместившись за его спину. — Кто выживет в итоге? Чья жизнь будет ценой за победу?

— Н-н-не понимаю, о чем ты говоришь, — непослушными губами выдохнул Урю.

Духовный лук истаял без следа, повиснув на его запястье бесполезным ледяным медальоном. Эс Нодт коснулся пальцем креста, и холод поднялся по руке Урю до локтя.

— Что случилось? Неужели ты испугался — меня? — рассмеялся Эс Нодт, и смех этот, сухой и шелестящий, холодком прокатился по позвоночнику Урю, приподнимая волоски на загривке, парализуя, пригвождая к месту. — Как же тогда ты предстанешь перед Императором? Как ты сумеешь его убить? В тебе недостаточно смелости, маленький принц, тебе не хватит сил. Ты слишком боишься…

«Боишься… Боишься…» — эхом прошуршало в ушах.

— Не боюсь, — едва сумел выдавить Урю и слабо дернулся. Но Эс Нодт уже обхватил его тощими руками, вцепившись, как паук в добычу, и невозможно было вырваться из ледяной хватки.

— Врешь, сам себе врешь, — усмехнулся Эс Нодт над его ухом, шипы намордника вдавились в щеку. — Ты полон страха, маленький принц, ты боишься, что правда выйдет наружу. Достаточно раскрыть одну ложь, даже самую маленькую, и она потянет за собой остальные, и ты будешь обречен. Я покажу тебе.

Он подцепил черным ногтем застежку плаща, длинные тонкие пальцы, похожие на паучьи лапки, изгибаясь под немыслимыми углами, пробежались вдоль ряда пуговиц на кителе, и холодная рука скользнула за пазуху.

— Одна ложь, за ней следующие, и вот ты обнажен и беззащитен.

У Урю перехватило дыхание, будто Эс Нодт уже схватил его за горло.

А тот медленно поглаживал его по груди, вычерчивая на голой коже непонятные символы, и негромко напевал речитативом:

— Раз-два, поймали мертвеца… Три-четыре, ему кости раздробили… Пять-шесть, чтобы не мог он никого съесть… Семь-восемь, но он съест и имени не спросит…

Ледяные пальцы нашарили под кителем и рубашкой сосок, сжали — Урю зашелся хриплым стоном.

— Кричи, маленький принц, кричи, — шепнул Эс Нодт. — Никто тебя не услышит, не бойся. Никому ты здесь не нужен, маленький глупый принц.

Другая рука, такая же холодная, царапнула живот, пробираясь под пояс брюк. Урю мелко задрожал, не в силах пошевелиться. Он должен материализовать духовный лук, активировать блут вене, оттолкнуть Эс Нодта, защитить себя… Но он не мог сдвинуться с места.

— Кричи, маленький принц, — повторил Эс Нодт. — Кричи для меня, кричи громче.

Острые ногти прошлись по нежной кожице члена, скользнули дальше, сжимая и тиская мягкую мошонку. Урю похолодел от ужаса. Эс Нодт надавил сзади коленом, вынуждая его раздвинуть ноги, ногти царапнули уже промежность и анус.

— Кричи же! — в свистящем шепоте вспыхнули требовательные нотки.

Урю задрожал сильнее: он и рад был крикнуть, но из парализованного страхом горла не вырывалось ни единого звука. Эс Нодт прижался к Урю всем телом, будто желая срастись с ним, краем слуха Урю уловил слабый щелчок. Кожаный намордник упал на пол, звякнули о каменные плиты острые стальные шипы, и Эс Нодт прижался к лицу Урю безгубым ртом. Урю попытался отвернуться, но мышцы заледенели, позволяя только дышать, да и то через раз.

— Кричи! — Эс Нодт вонзил ногти в его плоть, разрывая кожу, и Урю задохнулся долгим высоким — на одной ноте — воплем.

Он кричал, срывая связки, и что-то ломалось в нем, переплетаясь и крошась, выкручивая мышцы и нервы, умирая и рождаясь заново. Стены дрожали и колебались от этого крика, штукатурка ссыпалась на пол белым пеплом.

Эс Нодт отпрянул от Урю, черные глаза вылезли из орбит, в них плескался бескрайний ужас. Руки слепо шарили в воздухе, будто отмахиваясь от чего-то невидимого, а рот разевался в беззвучном крике. Растаял на полу кожаный намордник — растаял, чтобы вновь появиться на искаженном нечеловеческим ужасом лице.

А потом наследник Императора, Принц Света открыл глаза.

И был свет.

@темы: текст, Исида Урю, Эс Нодт, Бамбиетта Бастербайн

---

[Доктор Айзен]

Закрытая запись, не предназначенная для публичного просмотра

---

[Доктор Айзен]

Закрытая запись, не предназначенная для публичного просмотра

---

[Доктор Айзен]

Закрытая запись, не предназначенная для публичного просмотра

---

[Доктор Айзен]

Закрытая запись, не предназначенная для публичного просмотра

---

[Доктор Айзен]

Закрытая запись, не предназначенная для публичного просмотра

---

[Доктор Айзен]

Закрытая запись, не предназначенная для публичного просмотра

---

[Доктор Айзен]

@темы: Яхве, арт

---

[Доктор Айзен]

@темы: арт