[Доктор Айзен]

@темы: Яхве, Исида Урю, арт, Юграм Хашвальт

---

[Доктор Айзен]

@темы: арт, Жизель Жевель

---

[Доктор Айзен]

@темы: арт

---

[Доктор Айзен]

Bazz-B - Bleach - Quincy by Heisenbeurg on deviantART

@темы: арт, Базз-Би

---

[Доктор Айзен]

@темы: Яхве, Исида Урю, арт, Юграм Хашвальт

---

[Доктор Айзен]

In the shadow by IAcediaI on deviantART

@темы: Исида Урю, арт

---

[Доктор Айзен]

@темы: арт, Кэндис Кэтнипп

---

[Доктор Айзен]

Zombieland by Hybris92 on deviantART

@темы: арт, Жизель Жевель

---

[Доктор Айзен]

Название: Хикори дикори
Пейринг | Персонажи: Абараи Ренджи/Кучики Бьякуя, Эс Нодт
Тип: слеш
Рейтинг: PG-13
Жанр: драма, сюр
Ключ: Поговорим о твоем страхе
Количество слов: 1077 слов
Дисклеймер: не мое
Саммари: Ночь - время теней
Размещение: не разрешаю брать

Фанфик был написан на Летний фестиваль

- Доброе утро, Ренджи.

Бьякуя входит в кабинет, морщится, когда Ренджи в полный голос желает ему доброго утра в ответ, коротко кивает и садится за стол. Несколько быстрых скупых движений, знакомых до каждой мелочи. Натянутая шея, всколыхнувшиеся полы хаори, тонкая дрожащая тень на подоконнике – от отцветшей сакуры.

Очень много деталей. Слишком много подробностей. Ренджи бы никогда не сумел столько придумать сам.

Солнце стоит высоко, тени на полу совсем короткие и черные. Белые полосы света на столе, серебряный блеск кенсейкана, угасающий аромат вишни.

- Хикори дикори док…

Ренджи вздрагивает и жмурится изо всех сил.

Красные брызги на каменном крошеве, соленый ком в горле и темный усталый взгляд.

Ренджи вскидывает голову, широко распахнув глаза.

Бьякуя сжимает переносицу двумя пальцами и хмурится. Опять не спал: не до того им теперь. После войны выспятся.

Бьякуя медленно окунает кисть в тушь и заносит над листком. Солнечный свет, по-весеннему белый и холодный, падает ему на спину, обводит неровным контуром голову и плечи и растекается по полу черными пятнами. Из-под локтя расплескиваются тени, зыбкие, соленые и текучие, как вода. Из тех, что забиваются в горло и мешают дышать.

Ренджи делает осторожный вдох.

Тени скользят по внутренностям, соль бьет в нос и тяжелым вкусом оседает на языке. Дико хочется пить. Если бы не это простое желание, Ренджи мог бы легко поверить, что действительно умер тогда. Тогда.

- Ты даже не поинтересуешься у него?

- Уходи.

Последние две недели Ренджи чувствовал себя плохо: все казалось, что что-то поселилось под сердцем и росло, сминая легкие и просачиваясь в сердце. Теперь он понимает, что две недели назад все еще было хорошо. Сейчас он не чувствует себя вовсе. Тонкая пустая оболочка. Сосуд для хранения теней – очередное бесполезное изобретение гениев из двенадцатого. Или кого пострашнее

- Ренджи, с тобой все в порядке?

Бьякуя смотрит в упор, чуть склонив голову вбок. Его тень, неожиданно длинная, теряется за шкафом и кажется бесконечной.

- Ренджи?

…колышется при каждом движении.

- Ну же, скажи ему.

- Уйди!

- Простите, капитан. Все в порядке. Виноват.

Ренджи подскакивает на месте, словно хочет разогнать весь этот загустевший воздух, разбить плотное чужое присутствие, прогнать тени.

- Я сейчас вернусь.

В коридоре пусто – Ренджи даже не удивлен. Первое время его удивляло, почему в отряде, кроме них с капитаном, не видно теперь никого, а сами они вынуждены просиживать сутки в кабинете, составляя длинные списки пропавших без вести. Теперь он свыкся с этим. Ко всему в этой жизни можно привыкнуть.

Оказывается.

Ренджи хватает стеклянный графин, наливает полную чашку, расплескивая воду по столу, и залпом выпивает. Прохлада прокатывается по телу, и на секунду становится легче.

- Ренджи, Ренджи, мы ходим по кругу.

Определенно. Замкнутый круг, который невозможно разобрать изнутри. Ренджи пытался. До тех пор, пока полностью в этом не увяз. Сейчас даже трудно понять, то ли в его ненормальной жизни такие жуткие кошмары, то ли его жуткий кошмар обзавелся ненормальной жизнью.

Холодное дыхание трогает шею.

- Я и не думал, что ты такой трусливый.

Острый метал касается уха, царапает кожу. Тени мечутся по полу как полоумные, и Ренджи сильнее чем когда-либо хочется проснуться. И чтобы ничего этого не было: ни боя, ни криков, ни страха; ни той смерти, ни этой жизни.

Хотя Ренджи не уверен, было ли это все на самом деле.

- Проваливай, - выдыхает он, и тень над ухом смеется низким металлическим дребезжанием.

Страх бьет в грудь, распускается под сердцем диковинным остролистым цветком.

Ренджи медленно ставит стакан обратно и так же медленно возвращается кабинет.

Бьякуя бросает на него удивленный взгляд, но ничего не спрашивает. Бьякуя смертельно устал. Ренджи с ужасом себе признается, что смерти в его капитане сейчас куда больше, чем усталости.

- Хикори дикори док, - скрипит тень и распластывается по дивану.

У тени огромные пустые глаза и длинный зубастый рот – от уха до уха. Тень носит светлые одежды и скалится. Тень поет Ренджи песни на неизвестных языках. Ренджи ненавидит эту тень: она тащит за собой его слабости и страхи.

- Ну же, Ренджи, что может быть проще?

День кончается неожиданно быстро – кажется, стоит только моргнуть. Закатное солнце красит кабинет в розовый.

Бьякуя встает со своего места и поправляет шарф. Тяжело вздыхает – Ренджи знает, что услышит дальше.

- Не засиживайся, Ренджи.

…до мельчайших оттенков и интонаций.

- Конечно, капитан.

Когда Бьякуя выходит, тень соскакивает с дивана и принимается ходить по комнате, размахивая длинными руками.

- А ты настырный, а? Не хочешь просто сдаться? Так просто – всего лишь сказать мне об этом.

Так просто? Да проще не придумаешь. Как не придумаешь и другого – для чего тогда потом жить.

Тени крадутся по полу, и Ренджи замирает, поджимая пальцы на ногах.

- Боишься? – шепчет тень.

Голова на тонкой шеи кажется до нелепого большой – можно было бы удивиться, как та до сих пор не переломилась. Можно было бы – если бы остались силы удивляться. Если бы остались силы.

Ренджи зажмуривается.

Когда он снова открывает глаза, вокруг не видно ни зги – даже луна за окном и та не появляется которую ночь подряд. Тени облепляют тело, трогают лицо, забираются за ворот и вплавляются под кожу. Беспокойное черное море.

Ночь – время теней.

Ренджи стискивает зубы и приказывает себе держаться. Ради капитана и ради Рукии. Ради себя – на крайний случай. Сдаться сейчас кажется слишком большой поблажкой самому себе, слишком жестоким удовольствием.

- Хикори дикори док, - поют тени, и от этого голоса замерзает кровь.

Ренджи не знает ни слов, ни музыки– даже не хочет знать. Но не может заставить себя не слушать.

Слова дрожат в горле, стыдные, жалкие – Ренджи глотает их вместе с тенями и солью. Вцепляется зубами в кулак, когда становится совсем тяжело. Шепчет тихо, словно кто-то может услышать:

- Люблю вас… Пожалуйста. Люблю.

Тени смеются и ревут, плачут навзрыд и хохочут, путая мысли. Они никогда не прорвутся: пока Ренджи может шептать эти глупые слова, он будет держаться. Чтобы просто однажды сказать их по-настоящему.

Даже если из этого круга нет выхода - ни снаружи, ни изнутри. Даже если долгожданный покой теперь - короткая ночь в три отчаянных воя.

- Мы ходим по кругу, - шепчет тень и касается лица длинными сухими волосами.

На веках желтыми пятнами растекается рассвет. Очередной рассвет. В мире, которого, может, никогда и не было.

Ренджи заставляет себя разжать пальцы и выпрямиться. Чтобы продолжить ждать и верить, что кто-то помогает ему ломать этот незыблемый круг - там далеко, снаружи. На свободе.

Тени расползаются по углам. На стол ложатся косые солнечные лучи. Тонкая тень расчерчивает подоконник.

Жизнь делает очередной виток.

- Доброе утро, Ренджи.

@темы: текст, Эс Нодт

---

[Доктор Айзен]

Автор:  Доктор Айзен
Бета:  Shiera
Название: Половина его неба
Пейринг | Персонажи: Базз-Би/ Юграм Хашвальт, Яхве, Цан Ду, Аскин Накк ле Вар
Тип: слэш
Рейтинг: R
Жанр: романс, ангст
Ключ: разорванная связь
Количество слов: миди, 11 178 слов
Дисклеймер: Блич принадлежит Кубо
Саммари: Базз Би пытается вернуть то что потерял
Авторские примечания: АU в каноне, ER, OOC, харт/комфорт, немного мата
Размещение: разрешаю всем
Ссылка на скачивание текста: doc || rtf

Фанфик написан на Летний фестиваль

Покои Его Величества Яхве никогда и никем не охраняются надо совсем не дружить с головой, чтобы сунуться туда без приглашения.

Базз Би осторожно закрывает за собой тяжелую дверь и до щелчка опускает латунную ручку.

У него сорок минут — столько продлится очередное общее собрание. Базз Би там теперь не место — его лишили буквы сразу после инцидента. Оказалось, это не так ужасно, как болтают — просто укол в шею, а затем долгое падение в пустоту. Наказание кажется Базз Би удивительно мягким, и он в очередной раз думает, что никогда не поймет мотивов Императора — никаких.

Посреди пустой комнаты пульсирует кокон из реяцу в первые дни он был ярко-бирюзовым, а теперь выцвел и стал прозрачным как стекло Базз Би хочется верить, что это хороший знак.

Внутри тепло и тихо, только надсадно пищит какая-то хрень из медицинского отсека. Базз Би аккуратно обходит ее, стараясь не наступать на провода, убегающие за пределы кокона, и склоняется над изголовьем широкой кровати.

— Привет. Хорошо выглядишь.

Юго и вправду с каждым разом выглядит все лучше и лучше нарастает кожа, начали появляться волосы, а дурацкая трубка в горле, наоборот, исчезла и если поднести руку к губам, можно почувствовать на коже его дыхание.

Базз Би так и делает, а потом долго гладит шероховатые бинты на лбу. Недавние события будто разделили сознание на две половины одна понимает, что приходить сюда глупо, бесполезно и смертельно опасно, а вторая отчаянно надеется, что однажды Юго все-таки откроет глаза и скажет, что он в порядке и все прощает. В принципе, хватит простого «в порядке». «Прощает» — это уже бонус за наглость.

Сорок минут, напоминает себе Базз Би и заводит таймер на наручных часах обзавелся специально для визитов сюда. Глупо и наивно Император чувствует каждого квинси даже сквозь миры, что уж говорить о каменных стенах Силберна. Но, во-первых, кокон здорово глушит реяцу, а во вторых, фортуна, говорят, любит ебанутых. Поэтому Базз Би пока везет.

О том, что будет, если его здесь застукают, и подумать страшно, но не приходить еще страшнее. Базз Би все время кажется, что если он пропустит хоть одну встречу, то случится что-то очень нехорошее.

Он садится на пол, прижимаясь лопатками к боку кровати, вытягивает ноги и признается пищащей хрени:

— Я мудак.

Хрень подмигивает ему разными цифрами она здесь чтобы фиксировать реяцу, пульс и давление раненого, и ее мало волнует, кто тут мудак, а кто национальный герой Ванденрейха.

— Знаешь, — продолжает Базз Би, — весь песок в Уэко бы сожрал, чтобы отмотать все назад.

***

Лаборатория Аскина разрабатывает вакцину, вырабатывающую иммунитет к яду пустых, и ищет подопытных. Об этом Базз Би узнает от хорошенькой лаборантки, с которой он встречался, когда был новобранцем.

Идея ему нравится, застревает в голове как мотив дурацкой ритмичной песенки. Ну и что с того, что война будут не с пустыми, а с шинигами. Базз Би в этой жизни ненавидит две вещи: маленькие закрытые помещения и свои слабости.

Вернее, только две слабости из трех существующих.

У третьей он вечером того же дня просит совета.

— Давно хочу поинтересоваться, — Юго поднимает голову от датенов — последнее время он над ними сидит, как томная дева над любовным романом. Еще и Базз Би гоняет — может поднять в три часа ночи вопросом о любимом кидо третьего лейтенанта седьмого отряда. — Тебе известно что такое премия Дарвина?

— Убиться фольштендигом, у тебя чувство юмора прорезалось, — Базз Би лежит поперек кровати, широко раскинув руки и свесив голову так, что ирокез почти касается пола. Не самая подходящая поза для серьезного разговора, но ему традиционно похрен. — Слушай, ну ведь битва впереди. Логично избавиться от всего, что поможет врагу взять нас за жопу, а тут такая возможность. Давай я хотя бы попробую, не получится — и хрен с ним.

— Опасно. — Кровать слегка проседает, когда Юго садится рядом. Руки расслабленно ложатся на колени. Базз Би не может оторвать от них взгляда, потому что это, мать его, запрещенный прием. Полоска голой кожи в зазоре между манжетом и краем перчатки возбуждает сильнее, чем задница Бамбиетты в кружевных стрингах, и вышибает из головы все мысли. — Еще не выявлены все побочные эффекты. А ты — штернриттер. Которому надо что-то делать со своими комплексами.

Юго всегда говорит справедливые и правильные вещи, которые горчат на языке как касторка. А еще он вечно осторожничает там, где надо действовать без оглядки.

— Почему? — Базз Би осторожно прихватывает зубами белую ткань на указательном пальце и тянет. Юго без перчаток все же нравится ему больше. А голый Юго — это вообще праздник. У Базз Би в последнее время почти каждую ночь праздник. Когда еще жить на полную катушку, как не перед слиянием миров? Скоро Сообщество Душ и Шаттен Берайх образуют единую реальность, и в ней будет место только для одной расы.

— Препарат не прошел финальную стадию тестирования. Юго медленно проводит по его губам. Пальцы у него прохладные, гладкие и пахнут почему-то зеленым чаем. Базз Би жмурится под прикосновениями, как налакавшийся сливок кот. Так что твое участие в программе исключено. Я бы даже сказал, через мой труп.

— Хей, я не хочу трахаться с трупом. Даже с твоим, — строго отвечает Базз Би и целует раскрытую ладонь, ведет кончиком языка по коже, чертит треугольники, овалы и квадраты. Охрененная геометрия, от нее у ушах шумит тяжело и сладко. — Меня друзья не поймут и общество осудит.

— Тебе это в любом случае не… Базз Би, не кусайся.

— Ты вчера кусался, невозмутимо напоминает Базз Би и снова прикусывает подушечку большого пальца. У меня до сих пор следы не сошли, показать? Особенно хороши те, что на левом плече. Что ты там выгрызть пытался свое имя?

Когда-то он думал, что Юго трахается так же, как исполняет обязанности Грандмастера спокойно, нудно и размеренно, тщательно просчитывая каждое действие. А теперь не может вспомнить, на какую по счету ночь они поломали кровать.

Юго фыркает и отнимает руку. Базз Би нахально пристраивает голову к нему на колени и продолжает допытываться:

— Что, подопытные дохнут? Слепнут, крышей едут, чешуей обрастают? Исчезают силы квинси?

— Ничего этого пока нет. Но очень может быть, что не повезет именно тебе.

— Чего это сразу мне? — Базз Би оскорбленно проводит рукой по гребню. — Я тут самый сильный и крепкий, а что Сообщество Душ еще не завоевано так это Его Величество не просил пока.

— Ну смотри, Юго поднимает руки ладонями вверх, и над ними появляются весы.

— Ну посмотрел, с неохотой отвечает Базз Би. Ему не нравится этот дар. А еще он терпеть не может смотреть, как Юго судит, превращаясь из живого человека во что-то, чему трудно подобрать определение. Но это уже другая история.

Правая чаша Базз Би уже знает, что это его удача перевешивает, совсем чуть-чуть, как будто на дно бросили щепотку песка. Ерунда, но у Юго такое лицо, будто на пороге в полном составе стоит Королевская стража.

— Равновесие — это важно. За удачу рано или поздно придется платить неудачей, и я не знаю, что это будет. Но тебе сейчас нужно быть особенно осторожным, — произносит он, и Базз Би начинает беситься.

— Юго, блин! Я жил с девчонкой, которая составляла гороскопы, и это было хреново уже в первую неделю! У нее даже минет был по фен-шую!

В воздухе зреет напряжение, и Базз Би торопливо добавляет:

— Ладно, ну сделай что-нибудь с этим балансом. Морду мне набей, например. — В его вселенной действуют очень простые законы нет проблем, которые нельзя решить хорошей дракой. — Я же знаю, что тебе иногда хочется, так лови момент.

С тех пор, как они стали встречаться — именно встречаться, а не трахаться по расписанию, — утекло много воды. Базз Би стал штернриттером (тех, кто пускал слухи, что через нужную постель, он быстро и наслаждением разубедил), стал командиром взвода (я же должен соответствовать тебе, когда ты станешь Императором, Юго). Но не перестал быть долбоебом, способным на спор притащить из мира живых цирковую ламу и прокатиться на ней вокруг Силберна.

— Базз Би, — Юго обхватывает его лицо ладонями и серьезно заглядывает в глаза. Базз Би чувствует его дыхание, может разглядеть каждую ресницу, и от такой близости его потряхивает. — Я повторю еще раз: ты штернриттер, ты важнее других, и ты не будешь колоть себе непроверенный препарат. Особенно сейчас, когда мы вот-вот выступим против Сообщества Душ.

Голос звучит холодно, отстраненно и жестко, и Базз Би понимает, что сейчас с ним говорит не Юго, а Хашвальт он хорошо знает разницу.

Хашвальт это тень за императорским троном и взгляд, который режет железо, а Юго это сонное дыхание в шею, блядская искра в синих глазах и спокойная мягкая улыбка. Юго это его воздух, половина его неба.


Их отношения начались на редкость ненормально впрочем, это ведь жизнь Базз Би, здесь не может быть никакого «нормально», здесь все по-ебанутому.

Юго то есть тогда, конечно, еще просто Хашвальт — вызывает его в свой кабинет и по-простому спрашивает:

— Рядовой Базз Би, хотите заниматься со мной сексом?

А пока Базз Би ловит свою несчастную крышу, попутно размышляя, что это такое забористое он курил вчера и почему оно еще не выветрилось, Хашвальт развивает свою мысль дальше. У Грандмастера нет времени на романы, проще найти человека с подходящей внешностью и ориентацией для ни к чему не обязывающий встреч, скажем, по четвергам и субботам, и не смотрите так, будто я предлагаю вам вступить в Готей, рядовой Базз Би.

«Охренел совсем? Джеймса иди еби", — сказал бы Базз Би кому-нибудь другому и много бы еще чего добавил. Беспорядочные половые связи он приветствует, а вот есть с рук не любит, он любит охотиться.

Но самолюбие подсказывает, что поиметь самого Ночного Императора — это круто, пусть даже и похвастаться никому не получится. А еще этот сукин сын очень красивый. Базз Би и до этого разговора иногда представлял, как прижимает его к стенке в каком-нибудь темном коридоре, и сглатывал горячую слюну. Прижимать, правда, не пытался был уверен, что и без него есть кому.

— Ну, и где у тебя тут трахаются? — очень серьезно спрашивает он, расстегивая куртку, и поясняет ощутимо опешившему Хашвальту: — Сегодня четверг.

А потом, много недель спустя, он находит в кабинете Хашвальта неприметную папку, а в ней — распечатки с камер наблюдения. Базз Би на полигоне, Базз Би стоит на воротах — в тот год они с Цан Ду почти каждую неделю организовывали футбольные матчи между взводами, которые назывались дружескими, но почем-то всегда заканчивались мордобоем, Базз Би снимает блузку с какой-то девчонки не вспомнить имени, но сиськи роскошные.

Девчонка была полгода назад и все это время Хашвальт собирал картинки. От этой простой мысли в голове что-то щелкает, а в груди разливается непривычное чувство.

На следующее утро Базз Би приходит на кухню и, оттеснив служанку, сам заваривает Хашвальту чай, по ошибке опрокинув туда две ложки соли. А Хашвальт с недрогнувшим лицом пьет получившиеся помои и вдруг превращается в Юго. Для которого Базз Би готов на все — сломать любую шею, дать любое обещание.

Вот и сейчас он не без сожаления, но все-таки отказывается от своей затеи, подмигивает и улыбается.

— Слушаюсь, мамочка. Никаких уколов, я уже обо всем забыл. Сыворотка... Какая сыворотка?

— Хорошо,— Юго заметно расслабляется и гасит настороженный огонек в глазах. — А то у меня складывается впечатление, что тебе просто скучно.

— Ага, — признается Базз Би и быстро переворачивается, подминая Юго под себя . Расстегивает рубашку и неторопливо облизывает ключицы, чувствуя, как судорожный вздох ерошит волосы. — Грандмастер меня развлечет? — продолжает он уже совершенно другим тоном.

Горячие ладони Юго скользят по его спине, ныряют под полы короткой куртки, а сам он выгибается навстречу и трется всем телом, словно большая кошка. Базз Би поднимает голову — и мир уплывает от одного-единственного голодного взгляда из-под светлых ресниц.

Юго судорожно сглатывает, облизывает пересохшие губы и обхватывает ногами его талию.

— Развлечет.

От едва уловимой хрипотцы в голосе у Базз Би поднимается все, что может подняться.

Раздеваются они лихорадочно — впрочем, как всегда: не понять, где чьи руки и шмотки. Базз Би оставляет перчатки у него паршиво с контролем дара в возбужденном состоянии. Один раз от него уже прилетело слава богу, всего лишь каменной стене. Оплавленную кладку заменили на следующий день, а Базз Би завел себе два правила: не прикасаться обнаженной ладонью и не совать пальцы во всякие важные места.

Юго растягивается практически трахает себя пальцами — медленно и с таким сосредоточенным видом, словно читает доклад Его Величеству, и все равно это зрелище способно вызвать стояк даже у памятника.

На щеках дрожит тень от ресниц, под гладкой кожей перекатываются мышцы. Он расслабленно вздыхает, впуская сразу два пальца, и между бровей залегает вертикальная морщинка, а на скулах загоратся алые пятна. Базз Би практически чувствует, как пальцы расслабленно и ритмично двигаются в заднем проходе, представляет, как там же скоро окажется его член, и нетерпеливо поскуливая, начинает дрочить. Юго протестующе мотает головой и отводит его руку, ускоряясь и дрожа всем телом. Это невозможное блядство длится секунд тридцать, пока Базз Би не начинает потряхивать.

— Ну все, — срывается он и вминает Юго в кровать. Тот с готовностью раздвигает ноги и вскидывает бедра, но Базз Би позволяет себе еще несколько секунд помедлить. Отводит с лица волосы, целует чувствительное место рядом с солнечным сплетением. А потом приставляет сочащуюся смазкой головку члена к растянутому анусу и толкается. Юго гортанно вскрикивает с силой подается вперед, прижимаясь к его паху. В голове у Базз Би шумит так, словно там кто-то развлекается, пуская петарды.

Юго под ним сорвано, со всхлипами дышит и сжимает ягодицы. Зрачки расширяются, почти вытесняя синеву радужки.

— Больше.

— А как же,— Базз Би шлепает его по упругой заднице и сдувает со лба мешающую челку. — Расслабься чуть-чуть, ты меня сейчас оскопишь.

В неразборчивом шипении Юго без труда угадывается «прибью-если-не-заткнешься», однако он подчиняется, и Базз Би снова двигает бедрами. Внутри Юго такой же, как всегда горячий и охуительный. Растянутый анус легко принимает возбужденный член до самых яиц, и Базз Би наконец вбивается со всей силы. Воздух в легких заканчивается.

В детстве у него был пластиковая труба-калейдоскоп — если ее повертеть а потом посмотреть в окошко, то можно увидеть, как сотни разноцветных элементов собираются в узоры, которые ни разу не повторяются. Юго — как та игрушка, его тоже можно вертеть по-всякому, и реальность каждый раз будет послушно разбиваться и собираться во что-то новое. Миры сменяют друг друга, мелькают с бешеной скоростью — Базз Би уверен, что огда-нибудь потеряется в них к чертовой матери и не найдет дорогу обратно, но ему поебать, потому что оно того стоит.

— Юго, — шепчет он, двигаясь мощными толчками. Юго лихорадочно вскидывается и подается вперед, как будто услышал секрет.

— Еще раз скажи,— требует он низким чужим голосом и насаживается так резко и сильно, что в уголках глаз собирается влага. Базз Би собирает ее языком и задыхается от острого удовольствия.

— Юго, — повторяет он, накрывает ладонью возбужденный член и дрочит так, будто от этого зависит его жизнь. — Юго, Юго, Юго.

Юго извивается и ритмично вскрикивает в такт движениям. Базз Би приникает к его рту, посасывая нижнюю губу. В грудной клетке вспыхивает его личная сверхновая, еще секунда — и бомбанет так, что взрывная волна долетит до самого Лас Ночес или еще дальше.

Базз Би колотит, яйца почти болезненно поджимаются, и он с пронзительным криком кончает, но не спешит выскальзывать из растраханного зада и дрочит Юго, пока тот не выплескивается ему в ладонь.

А потом наступают несколько минут тишины. Базз Би валится в простыни, успокаивая сорвавшийся пульс.

— Охренеть я громкий, — произносит он в потолок. — Хотя, с другой стороны, почему охренеть? Все должны знать, что ты мой.

В башне Грандмастера такая звукоизолюция, что можно устаивать прощальный концерт стареющей рок-звезды, но Базз Би все равно кажется, что его слышно в каждом углу Силберна.

Юго неловко поворачивается набок и смотрит мутным, ничего не выражающим взглядом. Из него течет, а прокушенная губа кровит. Без одежды он выглядит тонким и каким-то обманчиво хрупким Базз Би сейчас отчетливо видно, что второй по могуществу человек в Ванденрейхе не старше его самого. Он прижимает Юго к себе, сжимает коленями его бедра и утыкается носом в шею.

Ноздри щекочат запахи сперма, пот, лавандовая бельевая отдушка. Хочется закрыть глаза и растворится в них без остатка.

— Ты такой... Ослепнуть можно, короче, — неловко формулирует Базз Би. Думать откровенно лень, а разговаривать — тем более, голова кажется воздушным шариком, который отпустили полетать.

Юго возится в темноте, разыскивая одеяло, а потом натягивает его на них обоих.

— А ты какой? — серьезно спрашивает он, опуская голову на сгиб локтя Базз Би. — Другой, что ли?

Иногда такие моменты приятнее самого секса. Небо так близко, что дух захватывает.

Сны этой ночью особенно цветные и абсурдные: бешено вращающиеся весы, усы Его Величества, принимающие присягу новобранцев, и пустые со знаками отрядов на выбеленных черепах.

***

— Точно следов не останется? — еще раз спрашивает Базз Би, закатывая рукав.

Он чувствует себя алкоголиком в завязке, который держался целый день, а ночью рванул в круглосуточный магазин прямо в домашних тапках. Ему неловко, неудобно и немного противно от того себя.

Но дату вторжения уже объявили, воздух напитан грядущей войной, Базз Би ощущает ее приближение каждой частицей своей души. Он понятия не имеет, как шинигами могут использовать уязвимость квинси к пустым и могут ли вообще (хотя есть Двенадцатый отряд, а они хитрожопые сукины дети), но не хочет оставлять им ни одной, даже самой крошечной лазейки.

Хорошо еще, что Юго постоянно мотается в Мир Живых — разыскивает там какого-то гемишта, который ухитрился пережить Аусвелен и чем-то заинтересовал Яхве.

Базз Би дает себе слово, что обязательно все расскажет потом, когда они победят. И этим окончательно глушит требовательный голос совести.

— Нет, но я должна предупредить о противопоказаниях. — Хорошенькая лаборантка перетягивает жгутом предплечье его предплечье. — Иммунодефицит, тяжелые аллергические реакции, беременность и лактация...

— Вот черт, — от души хохочет Базз Би, ерзая в кресле. — Все, расходимся!

— …осложнения от предыдущего введения вакцины и нестабильное психическое состояние, — с улыбкой заканчивает она, похлопывая по локтевому сгибу.

— У кого тут психика нестабильная? Да я буддистский монах, вон у меня и голова бритая. Коли, детка, все будет хорошо, — усмехается Базз Би и расслабляет кисть.

«Хорошо» продолжается ровно три недели, а в начале четвертой Император назначает преемника. И это не Юго, а сопляк из Мира Живых, у которого такой вид, будто его долго били пыльным мешком, а потом воткнули в задницу кол.

Это очень-очень паршивый день с Базз Би с самого утра творится что-то неладное, наверное, он заболел или переборщил с тренировками. Или еще какое-то еще «пере», непонятно только, какое.

Час он торчит под холодным душем и мрачно размышляет, что так, наверное, чувствуют себя те, кто попал под шикай капитана Хирако (имя Саканаде, команда активации «Распадайся», кидотипный, банкай нет информации), черное кажется белым, кислое сладким, правое левым. А еще в голове дрожит противное бардовое марево, и десятки голосов шепчут какую-то ахинею, доводя до белого каления.

Днем он чуть не ввязывается в драку с Эсом тот лишь подошел поблагодарить за спасение, а еще позже открыто возражает Его Величеству, требуя назначить другого преемника, и спиной чувствует шокированные взгляды других штернриттеров.

Как многие чистокровные квинси, Базз Би упрям и прямолинеен, у него бешеный характер, но обычно он видит черту, заходить за которую нельзя.

Обычно.

А сейчас он зол на отца всех квинси, зол так, что кончики пальцев сначала теплеют, а потом накаляются а вокруг, как назло, ни одной головы, которую не жалко проломить.

После аудиенции Базз Би бросается следом за Его Величеством, игнорируя зычный голос Маска и сметая с дороги взволнованного Цан Ду и безымянную служанку, испуганно предлагающую господину штернриттеру выпить. Он получит свои разъяснения, даже если потом его выкинут в Готей с голой задницей и табличкой «Капитан Зараки Кенпачи ебет меносов».

Но у входа в императорские покои его уже ждут.

— Это очень плохая идея, Базз Би.

Юго стоит у лесницы, ведущей вниз к неприметной черной двери. Хочется размахнуться и врезать ему так, чтобы пересчитал головой все ступеньки. За молчание в тронном зале. За то, что трус, предатель и тряпка. За свое разочарование.

— Хэй советник, — насмешливо бросает Базз Би, замирая напряженной, пережатой до предела пружиной. — Какого хрена ты засунул язык в задницу? Тебя бы все поддержали, а ты молчал!

Ему все тяжелее сдерживаться, жар переполняет грудную клетку и уже расходится широкими кругами. Юго недовольно морщится, попадая под тепловую волну, и легкая отстраненность в глазах сменяется тревогой.

— Я знаю свое место, холодно отвечает он. Хорошо бы и тебе знать свое. Его Величество не потерпит такого поведения.

А может, это и не Юго вовсе, появляется в голове абсурдная мысль. А просто говнюк Грэмми создал иллюзию и хихикает где-нибудь в углу. Настоящий Юго первым бы понял, что их всех крепко наебали.

— Его Величество не потерпит, — передразнивает Базз Би и тонет в черной злобе. — Будешь ему в следующий раз отсасывать, позови я на стеме постою. Или даже, знаешь что, — он срывает с себя плащ, все равно только мешается, — я прямо сейчас заберу твою букву, раз она тебе не нужна. Я сам стану принцем света!

Все эти титулы Базз Би, конечно, нахрен не уперлись. Он — ударная сила, он готов убивать и убиваться, но только за своих. Но сражаться за чужака, чьи предки трусливо отсиживались в Мире Живых, терпеть его на троне, выполнять его приказы, только потому что кто-то побоялся раскрыть рот? Сейчас, он только шнурки затянет потуже.

— Ты станешь трупом, — глухо отвечает Юго. За густой челкой почти не видно глаз, но Базз Би прекрасно чувствует тяжелый угрожающий взгляд.

— Уйди нахрен с дороги! — рявкает он и ловит поток рейши, превращая его в пламя. Юго легко уклоняется он вообще быстрый и ловкий, как змея, хоть по нему и не скажешь, и неохотно тянет из ножен меч.

— Базз Би, успокойся. Не начинай то, что мне придется заканчивать.

Базз Би не слышит — буква, вырезанная в душе Императором, жжет нутро, требуя крови, а снисходительное «успокойся» как будто срывает какой-то клапан, который до этого прочно держался. Он успокоится — так, что весь Силберн засыплет пеплом.

— Фольштендиг! — кричит Базз Би и бьет сразу с пяти пальцев по иллюзии, по манекену в белых одеждах, по незнакомому бесхребетному дураку.

Удивленный взгляд Юго заполняет собой весь мир.

Высшие техники они используют только на тренировках, и очень-очень осторожно. А редкие конфликты больше напоминают добродушную грызню семейной пары с битьем тарелок и бурным примирительным сексом. Иногда в роли девицы, кидающей белый платок, выступает Аскин, но чаще всего в его помощи нет нужды.

Юго знает, не может не знать, что у него больше шансов найти в шкафу проход в Измерение Короля, чем угодить под фольштендиг. И сейчас это знание работает против него, крадет одно-единственное драгоценное мгновение, которого хватило бы, чтобы закрыться от огненного вала.

А Базз Би выворачивает наизнанку липкий ужас Эс Нодту такой и не снился.

— Назад! — приказывает он, впервые в жизни жалея, что Его Величество дал ему там много силы. Сейчас она плещется вокруг мощной разгулявшейся стихией, в попытках обуздать ее мышцы вот-вот порвутся, как гнилые тряпки.

— Банкай, Хьеринмару, — доносится сквозь ровный гул пламени. Холод кусает со всех сторон, возвращает рассудок и гасит пламя. Базз Би жадно переводит дыхание, пытаясь собрать себя по частям.

Реальность вторгается в сознание нарезкой кадров из непонятного фильма. Серо-синие глыбы льда по всему залу, подпирающие черный весь в пробоинах потолок. Цан Ду с огромными крыльями и абсолютно белым лицом, сжимающий свой медальон. Аскин и Бамбиетта склонившиеся над непонятной грудой обгорелых тряпок на развороченных ступеньках. А Юго, где Юго?

Базз Би неподвижно смотрит в одну точку и не сразу понимает, что звенящий в ушах вопль вырывается из его собственной глотки.

Он бросается вперед , но его прибивает к полу реяцу Императора такая огромная, что кажется, будто сам Силберн опустился всем фундаментом и подпрыгивает на спине. Базз Би корчится и хрипит, чувствуя, как дробятся кости.

Вроде перед смертью вся жизнь проносится перед глазами, а он почему-то представляет, что навсегда останется в коридоре, станет напольной мозаикой, и его будут показывать новичкам как оригинальное дизайнерское решение. От этой абсурдной картинки хочется смеяться, хохотать во весь голос, но сил нет даже на то, чтобы просто пошевелить губами.

И вдруг все заканчивается, словно невидимая рука убирает страшную тяжесть. Когда в легкие медленно возвращается воздух, Базз Би, понимает что его не стали добивать просто брезгливо приподняли двумя пальцами и выкинули.

Последнее воспоминание перед небытием очень яркое и четкое Его Величество поднимает с пола обгоревшие тряпки и куда-то уносит.

***

Базз Би просыпается переломанным и жалким в палате, полной гудящих приборов, трубок и капельниц. И сразу начинает искать. Он расплетает потоки реяцу, пронизывающие Силберн, прощупывает сверху донизу весь замок, заглядывает в каждый уголок. Он переворачивает весь Шаттен Берайх, нашаривает каждого, кто обладает силой.

Его Величество в своих покоях, Цан Ду с рядовыми на полигоне, Эс Нодт где-то за крепостной стеной, белобрысая пустынная королева — там, где ей положено. И только присутствие Юго уловить не получается, вместо него — зловещая пустота и тишина.

Чтобы не поехать крышей, Базз Би забивает голову разными мыслями. Например, гадает, почему еще жив. Про Его Величество Яхве известно две вещи: он никогда ничего не делает наполовину, и он любит Юго больше, чем остальных своих детей.

В тишине больничной палаты Базз Би перебирает варианты.

Его все же хотят отправить в бой, первым бросить на врага? Зачем тогда забрали дар, а вместе с ним и возможность выходить в фольштендиг? Толку-то от штернриттера без фольштендига продержится не дольше стеклянного молотка. Показательная казнь тоже отпадает, в Ванденрейхе она как-то не прижилась — если уж провинился в чем-то, тут же на месте и сдохнешь.

— Я не в курсе,-пожимает плечами заходящий иногда Аскин, когда Базз Би зачем-то спрашивает у него. Он хочет спросить и про Юго, но язык почему-то не слушается. — Наверное будет суд. По всем правилам

— Охренительно, — произносит Базз Би и засыпает. Если будет суд, значит, все-таки есть, кому судить.

Его выписывают через месяц. Точнее, он выписывается сам встает и натягивает на себя шмотки, не обращая внимания на слабые протесты дежурной медсестры. И перед тем, как уйти, обходит все палаты Юго нет ни в одной.

Базз Би запрещает себе думать о том, что его теперь вообще нигде нет.

Юго держался против огненного банкая Ямомото, когда по всему Сообществу Душ испарялась вода, он не мог просто так взять и умереть.

В коридоре Базз Би на полном ходу врезается в Бамбиетту та сверлит его яростным взглядом и неожиданно с размаху пинает в колено.

— Проблемы, Бастербейн? — злобно вскидывается Базз Би, морщась от боли.

С девчонками он не связывается. Обычно не связывается, но в любой момент может изменить своим принципам.

— Это у тебя будут проблемы, рядовой Базз Би, — сверкает глазами Бамбиетта. — Его Величество сказал, что без Хашвальта и его дара бессмысленно атаковать Готей. Мы пропустили это слияние миров, а следующее будет через десять лет. Чтоб тебя, а о Ванденрейхе ты подумал? Мы столько готовились к этой войне... Я не закончила с тем песиком.

Она вдруг совсем по-детски шмыгает носом и кусает губы. Базз Би качает головой. Нет, нельзя девчонкам в штернриттеры, дурное и женское обязательно вылезет в самый неподходящий момент, хоть весь алфавит в душе вырежи.

— Ну не разводи ты сырость. Хочешь, ламу подарю? хмуро отвечает он и неловко хлопает Бамбиетту по плечу все-таки утешение не его конек. А Ю... Хашвальт вообще где?

Бамбиета сердито отбрасывает его руку.

— А ты спроси у Его Величества, спроси! Ты же любишь задавать ему вопросы. И кстати, поищи себе койку в казарме, рядовым покои в Силберне не положены.

Базз Би с ухмылкой демонстрирует ей средний палец. Неудивительно, что Бамбиетте приглянулся капитан-кобель она сама та еще сучка.

Потеря покоев волнует меньше всего, с этим Базз Би разберется позже. Он все себе вернет и Юго, и букву, и огненные крылья, и расположение Императора. Но сначала Юго, потому что без него все остальное не важно.

Черноглазую горничную Базз Би находит в спальне: она перестилает постель, непонятно зачем у комнаты откровенно нежилой вид, вряд ли на кровати кто-то спит. Находиться здесь почти физически больно. «Я Юго! Я Юго! И я тоже Юго!» кричит каждый предмет в комнате.

— Эй, привет, — зовет Базз Би тихо, чтобы не испугать. Она его единственная надежда, слуги ведь знают все на свете.

Горничная оборачивается, сжимая в руках наволочку, Базз Би вспоминает, что так и не узнал, как ее зовут. Если верить Юго, то ли «Будь добра», то ли «Благодарю».

— Слушай...

— Его Величество лично занимается лечением господина Хашвальта, — шелестящим голосом отвечает она и смотрит серьезными печальными глазами. — Повреждения слишком значительные, наши медики бы не справились.

Базз Би медленно кивает — конечно, не справились бы, в огненном фольштендинге плавился даже камень. От обычного квинси и пепла бы не осталось.

— Вот как. Ну, спасибо.

— Рада была оказать вам услугу, — горничная услужливо кланяется и добавляет, не меняя равнодушно-доброжелательной интонации: — Если бы я могла, я бы вас убила.

— Ага, — Базз Би вздрагивает и сжимает челюсти. Что ему эта девка но ее слова почему-то врезаются под ребра раскаленным метталом, переворачивая все внутри. — Жалко даже, что не можешь.

***

Казармы встречают гнетущей тишиной и десятком настороженных взглядом. Солдаты бросают свои дела и смотрят на шагающего вдоль коек Базз Би так, словно за его спиной развивается капитанское хаори. На рукаве у каждого нашивки с буквой I — значит, это взвод Цан Ду. И как его только в H не засунули, вот была бы потеха.

Базз Би с размаху закидывает на кровать рюкзак и распихивает по тумбочке свои немногочисленные пожитки. Пропуска на разные секретные уровни Силберна прячет в карман даже если они аннулированы, их надо сдать, куда следует.

— Надеюсь, к тому времени, как я стану штернриттером, Его Величество назначит нового Грандмастера, — слышит он и чувствует, как каменеет шея. Густая кровь тяжело бьется в висках. — Пропустить фольштендиг собственного подчиненного, это ж надо быть таким неудачником.

Кто-то угодливо хихикает, недостаточно тихо, чтобы Базз Би не понял, что и слова, и смех адресованы ему. Решили прощупать, кто он и что такое. Зря они это, зря.

От сильного удара в лицо кандидат в штернриттеры отлетает к стене и оседает на пол бесформенным кулем. Базз Би встряхивает кистью и брезгливо морщится. С какого душевного переклина этот слабак решил, будто он что-то большее, чем корм для Пустых?

— Еще какое-нибудь чмо хочет высказаться о своем Грандмастере? — спокойно, даже дружелюбно спрашивает Базз Би и наклоняет голову. — Подходи по одному, я готов к конструктивному диалогу.

Все напряженно молчат, а тот, кого он ударил, рывком поднимается, зло сверкая глазами, и только появление Цан Ду предотвращает намечающееся кровопролитие.

— Вашему товарищу нужно в медпункт, — произносит он, пока новые однополчане Базз Би лихорадочно формируют строй. — И думаю, будет правильно, если вы все вместе его проводите.

Солдаты убегают так быстро, будто по громкой связи объявили, что сегодня Его Величество раздает буквы нахаляву. А Цан Ду приваливается к стене и тоскливо смотрит из-под острой челки.

— Сорок два взвода. Ну почему мой?

— А это твоя дырявая китайская карма, — отвечает Базз Би, вытягивается и отдает честь. — Ты тоже с претензиями за сорванную войну? Тогда предлагаю сразу перейти к мордобою.

Подраться с Цан Ду, конечно, сложно — это спокойный и флегматичный слон, которого надо долго тыкать острой палкой, чтобы спровоцировать на агрессию. Но хоботом по башке Базз Би все же получает.

— Вернешь себе букву тогда посмотрим. Рядовым морды не бью много чести.

— Пидорас ты узкоглазый, — ворчит Базз Би. Не то чтобы он в себя не верит, но это «когда» здорово греет душу. В том, что судьба иногда поворачивается жопой, есть один большой плюс из этой жопы хорошо видно, кто тебе друг, а кто просто постоял рядом. — То есть, конечно, пидорас вы узкоглазый, командир Цан Ду.

Цан Ду закатывает глаза и бормочет что-то неразборчивое то ли матерится, то ли жалуется своим азиатским богам.

— Ладно, Базз Би, к делу. Твой фольштендиг выжег не только тот зал, но и несколько прилегающих галерей. И они все твои, — произносит он безо всякого злорадства. — Прямо завтра можешь начинать разбирать завалы, техники квинси использовать запрещено.

— Да как два пальца, — коротко отвечает Базз Би. Он бы второй Силберн построил, выкопал вокруг ров и голыми руками натаскал туда пираний, если бы за это его разок пустили к Юго. Даже не поговорить просто посмотреть, как он там. Нет причин не верить черноглазой горничной, но Базз Би очень беспокоит, что он по-прежнему не чувствует его реяцу.

— Как ты уживаешься с этим банкаем? — спрашивает он, чтобы переключить мысли.

Цан Ду вытаскивает из кармана круглый медальон и задумчиво подбрасывает его на ладони.

— Не так хорошо, как хотелось бы, — признается он с видимой досадой. — Он не позволяет использовать фольштендиг и пока не дает полной силы. Но я уверен, что последнее — вопрос времени и практики. Кстати, как насчет совместных тренировок? Я не уверен, что смогу держатся против штернриттера, но...

— …но такой слабак, как я, тебе подойдет, — перебивает его Базз Би. — Годится. Вот увидишь, я вас обоих уделаю и тебя, и банкай твой.

В конце концов, победил же он предыдущего Н без всякого фольштендига. И еще победит другого, неизвестного.

Цан Ду вглядывается в его лицо, словно решая какую-то задачу, а потом протягивает сложенный пополам бумажный лист.

— Держи. Не люблю быть должен.

— Это что? — Базз Би смотрит на бумагу с подозрением, будто ждет, что из нее высунется какая-нибудь дрянь и цапнет его.

— Расписание общих собраний. Его Величество их никогда не пропускает, да ты и сам знаешь. Не хотел тебе отдавать, но ты же все равно полезешь.

— Все равно полезу,— механически повторяет Базз Би. Говорить трудно, горло будто пережали невидмимые пальцы. — Если поймают, я тебя не выдам.

— Конечно не выдашь, — усмехается Цан Ду, дергая уголком рта. — Не успеешь.

Базз Би пожимает плечами а ведь и в самом деле ничего не успеет, даже штаны испачкать. Да и похуй. Еще один день неизвестности, и он расшибет башку об стену, так какая разница?

— Ну, значит, моя карма тоже дырявая. Слушай, а рядовому можно бухать с командиром?

Сейчас Базз Би очень хочется выпить. Даже не выпить — нажраться, чтобы розовые меносы танцевали перед глазами «Лебединое озеро», а утром казалось, что какая-то тварь перепутала его рот с сортиром.

Цан Ду прячет медальон и кивает. Он вообще понятливый.

***

— Слышал легенду про красную нить судьбы?

От Цан Ду редко услышишь такие вопросы, что от пьяного, что от трезвого. Он вещь в себе, ни с кем не пытается сблизиться слишком сильно или поговорить по душам слон ведь, слон-отшельник. Базз Би расцветает ухмылкой и бьет себя кулаком в грудь.

— Наизусть, блин! Я большой специалист по всякой китайщине, просто не палюсь, а то вдруг диссертацию писать заставят.

— Красная нить судьбы соединяет людей, которые были созданы друг для друга, — отвечает Цан Ду без тени улыбки. — Она может растянуться или перепутаться, но никогда не порвется.

— Ух ты, — отзывается Базз Би, взбалтывая остатки спиртного. — Круто.

Розовые меносы что-то к нему не торопятся наверное, у них дела в другом месте, а может, градус у пойла не тот или оно не берет просто. Базз Би смотрит на стакан, как на личного врага, и снова тянется к бутылке.

— Ну, за что пьем?

Вроде они перебрали уже все поводы. За Императора и всех, кто вернулся к нему после первого вторжения пили, за четыре захваченных банкая пили, за то, что Айзен отказался уйти с Ванденрейхом (не нужны тут шинигами, даже военные потенциалы, они сами справятся), тоже пили.

— Давай за старика, — неожиданно предлагает Цан Ду. — Достойный был воин. Даже жаль, что он не квинси.

— Ага,— соглашается Базз Би. Если рассказы Его Величества про старый Готей правда, то дед уже весь Ад нагнул кверху задницей. — За старика.

А сам опять вспоминает про Юго, хотя дал себе слово хотя бы один вечер о нем не думать.


Когда Его Величество вступил в бой с Яммомото, Базз Би первым подорвался туда, где схлестнулись два потока духовной силы. Знал ведь, что этот белобрысый придурок торчит где-то поблизости, карауля момент, чтобы сложить голову за своего Императора. Да и мысль о банкае деда грела душу ну кому из штернриттеров он бы подошел больше, чем Базз Би?

Реальность обломала его со всех сторон: Его Величество оказался Ллойдом, Базз Би вместо банкая получил ожоги как у того маньяка в дурацком свитере, которого сожгли в котельной, а Хашвальт не оценил.

— Пусть это будет тебе уроком, — хмурился он, осторожно смазывая раны какой-то липкой дрянью. Базз Би морщился и отплевывался, когда она случайно попадала в рот.

— Хочешь, я на лбу у себя напишу: не лезть поперек Яхве в пекло? Выжил же, чего ты?

— Выжил, подтвердил Юго, невозмутимо слизывая с его губ остатки лекарства. — И это твоя удача. Твоя большая удача.

Страшно представить, что все это осталось в прошлой жизни, которая была и кончилась. Поэтому сейчас рядовой Базз Би допьет эту бутылку и пойдет думать, как распутать нитку.

***

Звуковой сигнал вытряхивает из прошлого в настоящее, напоминая, что сорок минут прошли и пора делать ноги.

Базз Би поднимается, крутит головой и разминает плечи, будто стряхивая дурные воспоминания. Жалко, что и сегодня Юго не проснулся, но Базз Би терпеливый, он подождет сколько надо. Через неделю, через месяц, через год, но он получит свое «прощаю» или убьется в процессе, потому что нахрен так жить.

Дверь открывается, прежде чем он успевает коснуться ручки, и Базз Би лицом к лицу сталкивается со своим «убьется». Он застывает, будто в ботинки налили свинца. Одно лишнее движение и здравствуй, штернриттер К. Кровавая Каша.

Его Величество смотрит на него, как задроченный на чистоте Цан Ду на несвежий воротничок какого-нибудь рядового. Базз Би, как тому рядовому, хочется сделать шаг вперед, вытянуть руки по швам и рявкнуть, что это первый и последний раз, когда он позволил себе такую херню.

— Только быстро, — вдруг бросает Его Величество и, тяжело ступая, проходит в свой кабинет, едва не задев Базз Би плечом.

Тот оборачивается и ловит отблеск медицинских приборов в синих глазах. Знакомая духовная сила наполняет комнату, обволакивает, невидимым покрывалом опускаясь на плечи, и Базз Би как новобранец, которого поманила изящным пальчиком Бамбиетта, расплывается в глупой счастливой улыбке.

Он пытается что-то сказать — губы шевелятся, но Юго успевает первым.

— Базз Би.

У него удивительно уверенный и ровный голос, как будто он не пролежал в коме три чертовых месяца, а прикорнул за письменный столом, разбирая документы.

— Что? — Базз Би подрывается вперед, путаясь в ногах, оглядывет содерживое прикроватной тумбочки — бутылка с водой, какие то ампулы, пачка одноразовых шприцов, разноцветные таблетки в пластиковом лотке. — Больно тебе? Или хочешь чего-нибудь?

На изнанке сознания какой-то другой Базз Би произносит другие слова: «Что мне сделать? Спалить Измерение Короля? Притащить труп нового главнокомандующего? Встать на колени?»

— Не приходи ко мне,— четко произносит Юго и опускает веки.

***

У Базз Би входит в привычку повторять себе каждое утро ,что жизнь не изменилась и мир не перевернулся. Разве что небо стало бесцветное, будто какой-то мудак взял и выжал из него все краски. Плюс временами накатывает глухая тоска и хочется провалиться в другую вселенную.

Вселенную, где он не заворачивал попить кофе к своей бывшей подружке.

Вселенную, где Император не приводил наследника.

И вселенную, в которой нет никаких квинси, а есть просто Юго, и просто Базз Би тоже подойдет.

Но у него есть только эта. Не самая паршивая на свете, если подумать.

Свободное время он теперь посвящает тренировкам с Цан Ду — во-первых, почему бы не помочь тому, кто так много помогал тебе. Во-вторых, его уровень силы тоже растет все-таки банкай мальчишки-капитана неимоверно крутая штука.

И все начинается именно с банкая.

Цан Ду в тот день приходит на полигон бледный и помятый, как будто пил где-то всю ночь. Оживляется он, только услышав «Запускай уже свою змейку, сейчас я ее на башню Грандмастера намотаю». На лице расцветает хищное голодное выражение, но Базз Би не придает этому значения — Цан Ду живой человек, ему тоже в кайф подраться, подумаешь.

Через секунду он уже оказывается в центре метели, а над головой свистит ледяной хвост еще миллиметр, и снес бы полчерепа.

— Полегче там. Эта башка мне еще пригодится, — ворчит Базз Би пока еще в шутку.

Тренировочные бои редко проходят в режиме «до первого фингала» — горячая кровь бьет в голову обоим соперникам. Невозможно получить что-то стоящее, не переломав пару ребер себе или кому другому, тут уж как повезет.

Шутки заканчиваются, когда стальные когти насквозь прошивают его плечо, а скользящий удар крыла заставляет кувыркаться в воздухе. Базз Би пересчитывает разноцветные звезды перед глазами, приземляется на песок и, морщась от боли, запускает рансотенгай.

Это уже свинство — решил бить в полную силу, так сначала предупреди.

— Хей, если ты сегодня в настрое... — начинает он и осекается на полуслове.

С лицом Цан Ду творится какая-то херня.Он вытягивается, меняет форму, подбородок заостряется, сквозь кожу проступает кость. А глаза заливает чернотой, в которых зажигаются яркие желтые точки. Одновременно с этим где-то за пеленой снега начинают выть датчики, реагируя на вторжение.

Все чувства Базз Би вопят о том же, но он никак не может поверить ни им, ни датчикам, потому что это, мать твою, просто невозможно и все тут.

Пустой.

В Ванденрейхе.

В Силберне.

В Цан Ду.

— Больно, квинси? — Цан Ду существо, которое пробивается изнутри, — подносит к губам лезвия и слизывает кровь. Черный, неестественно длинный язык пробегается по кромке, слизывая красные капли. Существо причмокивает от удовольствия, и Базз Би чувствует что его вот-вот вырвет.

— Бо-о-ольно... — тянет существо дребезжащим скрипучим голосом, от которого сводит зубы, и распахивает крылья.

— Я не первом свидании не обнимаюсь, — лениво сообщает Базз Би, ощущая в руке привычную тяжесть арбалета, — и не целуюсь.

Велико желание жахнуть сразу Лецт Штилем, чтобы наверняка, чтобы и полигон, и тварь на кусочки, и удерживает только надежда, что живой Цан Ду еще где-то внутри. Хватит с Базз Би покалеченных штернриттеров. Значит, или оглушить, или ранить, а там пусть умные люди разбираются, решает он, пока когти вспарывают воздух рядом с правым ухом.

В атаку они бросаются одновременно, тварь пытается достать сразу всем и хвостом, и крыльями, и стальными пластинами. Базз Би выпускает одну стрелу за другой и лениво размышляет, почему здесь еще не собралась с попкорном половина Силберна такое кино крутят бесплатно.

Он настроен на серьезный бой, но все заканчивается слишком быстро, когда через тяжелую удушающую реяцу пустого начинает пробиваться знакомая сила. И тогда Базз Би остается лишь наблюдать, опустив арбалет, Цан Ду не любит, когда у него отнимают противников.

С тварью происходит еще одна трансформация ее выгибает и корежит, словно она пытается выломать себя изнутри. Крылья судорожно дергаются, то распахиваясь во всю ширь, то прижимаясь к бокам, будто пытаясь обрести самостоятельное существование, и тогда тварь нет, все-таки уже Цан Ду – отсекает их одно за другим. Потом он пытается что-то сказать Базз Би успевает разобрать свое имя, — падает лицом вниз и замирает. Вокруг, потрескивая, расползается лед.

Базз Би осторожно подходит, стараясь не навернуться на импровизированном катке, присвистывая опускается на одно колено и переворачивает бесчувственное тело.

Цан Ду хрипит и кашляет кровью, кость исчезает с его лица, вытесняемая обычной человеческой кожей, а из глаз пропадает чернота. Но Базз Би все равно видит, что он совсем не здесь.

— Блядь, — шепчет он, нащупывая пульс. — Блядь, где ж ты ухитрился?

Вой сирены эхом отдается от каменных стен, смешиваясь с криками и топотом множества ног. В голове Базз Би бьется одна-единственная мысль: солдаты не должны увидеть своего командира таким. Никто не должен.

Он рывком взваливает на плечи бесчувственное тело и шагает в Тень.

Продолжение в комментариях

@темы: текст, Яхве, Юграм Хашвальт, Базз-Би, Цанг Ду, Аскин Накк Ле Вар

---

[Доктор Айзен]

Giselle Gewelle by Fathomcube on deviantART

@темы: арт, Жизель Жевель

---

[Доктор Айзен]

Название:Божьи дети
Автор  Umbridge
Бета  iris M
Пейринг | Персонажи: Яхве, Юго Хашвальт, другие квинси
Тип: джен, преслэш
Рейтинг: PG-13
Жанр: драма, хоррор
Ключ: Безумие и гений
Количество слов: мини, 4 767 слов
Дисклеймер: все принадлежит Кубо
Саммари: Хашвальт умирает, но как он предпочтет умереть, решать ему.
Авторские примечания: преканон
Размещение: с разрешения автора

Фанфик был написан на Летний фестиваль

Его окружают мягкий свет и прозрачные тени. Он не может дышать, и тишина гудит в ушах, как море в раковине. Разве не так выглядит смерть? Зрение остается, хотя оно самое слабое из пяти чувств, которые есть у человека и у квинси. Над ним холодное золотистое сияние, дрожание солнечной ряби и маленькое солнце в удаляющемся небе. Тишина поглощает его, тело тяжелеет, будто впитывая в себя влагу, опускается глубже и глубже. Абсолютное одиночество умирания. Он старается не вдыхать воду, каждый раз старается, но каждый раз все-таки делает вдох. И тогда голова взрывается. И он видит их.

«Я не сумасшедший».

Когда Хашвальт говорит об этом своему лечащему врачу, тот слушает и кивает.

«Да, ваши галлюцинации имеют иную природу». Под иной природой он понимает опухоль лобной доли, лишающую зрения и вызывающую видения.

Традиционное и приятное объяснение — опухоль. Ни шага из зоны доступного и понятного. Потирая лоб, Хашвальт усмехается, говорит врачу про себя: «Ты и представить не можешь». Делает паузу и неизбежно добавляет: «Я тоже, но пока могу, попытаюсь выяснить». Ему нельзя начинать лечение, препараты могут блокировать видения, как опухоль — не только возможность использовать блут, но и саму способность поглощать духовные частицы. «А может и не могут. Но проверять некогда». Надо узнать замысел Бога. Убийцы. Вслух же Хашвальт произносит только:

— Простите, но вынужден отказаться. К тому же, характер видений, говоря вашим языком, не типичный для рака лобных долей.

Доктор аккуратно укладывает металлическую стильную ручку на стол.

— Вы обманываете себя, господин Хашвальт.

— Подпишу, что скажете.

Хашвальт улыбается чуть шире и, поднявшись, берет пальто и зонт. Во рту неприятный кислый привкус, тошнота подкатывает к горлу. В голове стучат огромные часы, и, главное, не считать удары, расслабить губы, не гримасничать, чтобы врач не заметил боли. И не выблевать завтрак на ковер. Человек, сидящий сейчас перед ним, за небольшим черным столом в стильном стеклянно-металлическом кабинете, не должен знать правду. А если бы и знал? Не поверил бы. Правда Хашвальта слишком сложна для обычных людей, она есть Бог, но не добрый, не всепрощающий. Бог, который говорит с Хашвальтом. Врач уверяет, что у него судорожные припадки. Уверяет, что уколы облегчат ему месяц умирания, а терапия даст еще пару месяцев как минимум, а ведь есть еще экспериментальные группы! Но Хашвальт хочет разобраться. Он хочет оставить себе возможность решать.

«Доктор, вы видите души?» — хочет спросить Хашвальт. Наверное, это спонтанное желание вызвано болью, не иначе. Гладкое, чистое, как пустой лист, лицо врача заставляет его прикусить язык, и вслух он произносит только:

— До свидания.

Голова звенит, как церковный колокол, и хочется разбить ее о край докторского стола. Какое счастье, что разговоры с врачом случаются все реже. Хашвальт избегает визитов к нему, как и процедур и бесед с онкологом. Не боится смерти, гораздо больше боится, что прекратятся припадки, и он так и не поймет, чего от него хочет его Бог.

«А еще боится воды».

Закрыв за собой дверь, Хашвальт выходит на улицу, под холодную морось. Влажный ветер липнет к лицу. На рукав падает черная мошка. Хашвальт смахивает ее перчаткой.


Как и предсказывал врач два дня назад, очередной припадок случается скоро, на работе, прямо в кабинете. Головная боль добирается до критической точки, впивается под веко, растекается по лбу, режет мозг на куски. А потом его накрывает. Как обычно. Но не совсем.


Хашвальт открывает глаза и видит над собой коллег и подследственных. Их лица похожи на белые аляповатые шары с сырными дырами глаз и ртов. Видит свой стол — огромную коричневую махину справа, а дальше не видит ничего. Головы-шары качаются над ним, они встревожены, может быть, даже напуганы. Разговаривают одновременно, повторяют: что такое?.. что случилось?.. он упал? Почему он дергался? Надо прекратить разговоры и найти очки.

Хашвальт шарит по полу руками, но голос сверху заставляет его замереть. И все время после пробуждения его не покидает уверенность, что увиденное сегодня отличается от прежних видений.

— Отойдите, отойдите. Маргарета, Стефан, в сторону.

Сырные головки раздвигаются, и к Хашвальту склоняется психолог.

— Вы меня слышите? — спрашивает она. Отчего-то Хашвальт видит ее лицо удивительно ясно. Черные волосы накрывают его, он вдыхает их аромат. Они пахнут хлоркой, пахнут водой, как будто она вышла из его видения.

— Да.

Собственный голос звучит уверенно, хотя и немного хрипит.

— У вас кровь.

Хашвальт поднимает брови.

— Дайте мне очки.

Психолог отстраняется, и через секунду переносицы касается металлический ободок. Картинка становится четкой, к детям и соседям по кабинету возвращаются лица, психолог отступает и пропадает из виду. Хашвальт не помнит, когда она перевелась в их участок, — номер шесть, обязательная социальная служба по делам несовершеннолетних имеется — но не может не поблагодарить ее за помощь.

Он садится, улыбается, чтобы успокоить своего подследственного. Мальчишка пятнадцати лет, натравил собаку на одноклассника. Хашвальт беседовал с ним о причинах неблаговидного поступка, прежде чем дать согласие на допрос.

— Со мной все хорошо.

Мальчик кивает, показывает пальцем на его волосы.

— У вас кровь.

— Да, кровь.

Хашвальт особенно успешно работает с трудными подростками, но сейчас ему хочется врезать этому, вмять его зубы в гортань. Надо подышать, и все пройдет. Его могут отстранить от работы, вынудят уйти, когда узнают про новый приступ. Плохо. Осталось недолго, скоро все закончится, и нужно продержаться до конца.

— Может, вы домой пойдете? — спрашивает мальчик.

Хашвальт чувствует, как по шее ползет что-то холодное, трогает пальцами — действительно, кровь. Лучше закончить на сегодня. Он прижимает к затылку влажную салфетку.

— Да, пожалуй. Ты можешь идти, придешь завтра в то же время.

Он встает на ноги. Волосы лезут в глаза, и Хашвальт раздраженно убирает их с лица.

— Все хорошо, успокойтесь, все прекрасно, я снова в порядке, — он улыбается, хлопает парня по плечу, поворачивается к столу, чтобы собрать бумаги и запереть их в сейф.

— Герр Хашвальт, вы точно хорошо себя чувствуете? — говорит психолог. Хашвальт не может вспомнить ее имени и фамилии, хотя это и не важно, и тут он понимает, что коллеги больше не обсуждают его состояние. Все стихли и ждут, что он ответит. И он в который раз повторяет.

— Я в порядке. Пожалуйста, займитесь своими делами, господа.

— Вы лежали на полу несколько минут, и нам казалось — вы задыхаетесь.

— Не стоит беспокоиться, — говорит он. — Идите работать. И спасибо вам за заботу.

Психолог поправляет очки, осторожно убирает за уши длинные черные волосы и наконец кивает.

— Ладно, но может быть, вам стоит обратиться к врачу.

В кабинете снова становится тихо, коллеги расходятся по своим клетушкам, мальчик отправляется домой, поспешно распихивая свои вещи по карманам, а психолог все еще смотрит на Хашвальта. Того удивляет выражение ее лица — снисходительная усмешка, так смотрят на детей, когда они делают милые глупости. Вы сумасшедший, но вам идет. На мгновение ему хочется смять в пальцах ее лицо. Он почти чувствует прежнюю силу, почти ощущает духовные частицы в своей руке, но ощущение тут же проходит. «Ты думаешь, я не хожу к хренову врачу, болтливая сука?» Ярость — это не хорошо, сквернословие — побочный эффект болезни. Хашвальт поправляет очки.

— Прошу вас, пусть это останется между нами. Просто небольшое головокружение. Больше ничего.

Психолог снова кивает и идет к двери, но прежде чем закрыть ее за собой, оборачивается, Хашвальт как раз поднимает голову и ловит ее взгляд. Очень темный. Очень холодный. Потом черная шевелюра вздрагивает, и психолог скрывается в коридоре.


До дома Хашвальту несколько минут пути. Он идет быстрым шагом, дышит прохладным сырым воздухом, чувствуя запах Балтийского моря. Небо белое, узкая улица змеится и змеится. Ветер пытается распахнуть пальто, и Хашвальт застегивает его на все пуговицы и еще подвязывает поясом. Промозглая погода, бесконечно серая, как обычно в это время года в Стокгольме. Мокрые фасады маленьких домиков похожи на склеенные куски старых фотографий. Без душ и пустых мир кажется двухмерным.

«Я верну тебе силу, Хашвальт», — так говорит ему голос, и Хашвальт верит. Его интересует только одно — что же у него попросят взамен. «Можно подумать, у меня есть выбор». Есть. Собственная, данная природой смерть подошла совсем близко.

«Смотри внимательно и запоминай их лица» — говорит голос, показывая в очередном видении неизвестных Хашвальту людей. Хашвальт записывает, не полагаясь на память. И ждет, когда ему объявят цену. Бог не упоминает о цели, но она есть, надо просто дождаться.

«Мне нужно знать», — Хашвальт оглядывается на деревья, покрытые блеклыми бледно-зелеными листьями. Голос велит отбросить сомнения. Но когда в воздухе висит густой туман, когда все вокруг тонет в нем: дома, мосты, машины и велосипеды; когда белые хлопья пробираются в легкие, отравляют сердце, волей неволей начинаешь поддаваться страху. Смертный ужас делает слабым. Что если цена будет слишком большой? Как несправедливо. Хашвальт болезненно морщится, бездумно скользит взглядом, провожая пешеходов и велосипедистов. Краем глаза отмечает, что по тротуару на другой стороне дороги бежит большая черная собака. А на белом камне забора граффити выведено «Выход есть». И еще «Твой выбор!». Говорят, Бог разговаривает с нами постоянно, послания можно прочесть или услышать где угодно и как угодно. Сейчас Хашвальт охотно верит в это. И голова больше не болит. Он с улыбкой опускает взгляд себе под ноги. Камни мостовой гладкие, отполированные сотнями ног, сливаются в серую ленту. Когда слепота станет полной, пройдут головные боли, так говорил врач. Но после наступит конец. Хашвальт не хочет думать о смерти, он заставляет себя думать о видении. Последнем, которое настигло его на рабочем месте. Кажется, оно не похоже на другие. И если вспомнить все до секунды, он наконец поймет.


Во время сегодняшнего приступа Хашвальт навещает мальчика. Тот лежит на больничной койке, опутанный проводами. Сначала кажется, что он в коме, потому что его тело совершенно неподвижно. Хашвальт обходит кровать, проглядывает карточку на изголовье, там обычно пишут имя, возраст и диагноз. Греми Ленц, двенадцать лет. Паралич. Какой именно — Хашвальту безразлично. Зато понятно, что это не кома, и мозг не погиб. Он — единственное, что работает у бедного Греми Ленца.

— Запомни его. Когда придет время, он тоже будет со мной.

Хашвальт оборачивается. Над ним возвышается черная фигура с белым лицом. Бог, Император, излучает такую силу, что хочется упасть на колени. Но Хашвальт находит в себе смелость смотреть ему в глаза.

— Что это значит? — спрашивает Хашвальт.

— Когда мои дети придут ко мне, когда выпьют моей крови, ты будешь присматривать за ними.

— Не понимаю.

Хашвальт вглядывается в лицо Бога. Крупное, длинное, оно совершенно спокойно, в глазах угадывается нежность. Хашвальт чувствует, как тепло становится на сердце. «Я не умру». Приятное напряжение разливается по телу, и, только почувствовав руку Бога на своей щеке, Хашвальт понимает — это возбуждение. Обычное возбуждение, надо же. Голос у Бога с именем Яхве низкий, бархатный, Хашвальт прижимается щекой к его ладони, в течение нескольких секунд переживает необычное, давно забытое ощущение полного телесного удовольствия. Боли нет, тошноты тоже, только жар и радость.

Когда его Бог убирает руку, Хашвальт отступает. Не то чтобы он каждый раз испытывает отрезвление, когда контакт прерывается, но что-то похожее точно. Что-то похожее на презрение к себе, подкрепленное громко звенящим в голове словом «Аусвелен». Оно всегда появляется словно написанное красками. «Потому что ими рисовала Камилла, моя жена».

Хашвальт садится на кровать к Греми Ленцу, чувствуя, как из тела по капле уходит радость, как возвращается слепота, тошнота, боль. И сомнение.

Берет мальчика за руку. У того тонкие и желтые пальцы, иссохшие и бесполезные.

— Его воображение сильное оружие. Они послужит нам в большой войне.

Хашвальт слушает внимательно.

— Он сможет ходить, если только вообразит себе новое тело.

Повелитель замолкает, и когда Хашвальт оборачивается, сзади никого нет. Напоследок ему остаются только слова: «Они все мои дети. Но ты особенный. Не сумасшедший. Особенный. Когда мои дети проиграют, ты отберешь у них мой дар и вернешь мне вместе с их жизнями».

Хашвальт кивает, несколько минут сидит и смотрит на Греми. Значит, цена такова. Хашвальт должен стать палачом. Каждый, кто проиграет, умрет. Хашвальт спрашивает себя — а уверен ли он, что никогда не проиграет? Потому что если всем уготована одна участь, то ему, как и другим, придется вернуть силу и жизнь Богу. Так же, как и всем прочим.


Воспоминание заканчивается, а вместе с ним и дождь. Среди облаков появляются прогалины синего, Хашвальт подходит к дому, бросает взгляд на другую сторону тротуара. Собака исчезла, наверное, убежала, она занимает его мысли всего несколько секунд, а потом появляются более насущные проблемы. Теперь он знает цель и исход. Хашвальт идет к дому по гладкой в косых лучах солнца подъездной дорожке, и красный свет лижет его ноги. Хашвальту кажется, что обладатель голоса еще внутри него. Когда он подходит к крыльцу, то замечает, что входная дверь приоткрыта. Мягкое касание — петли скрипят, дверь отворяется. Но Хашвальт совершенно точно закрывал замок, когда уходил с утра.

Он делает шаг, отпускает отделанную под золото ручку. И опускает глаза. Под ноги падает черное насекомое. Хашвальт наступает на него, но на паркете не остается черного пятна. Ничего. На подошве тоже. Хашвальт прислушивается. По коридору к нему приближается ровный цокот. Как будто когти стучат по дереву. Цок-цок-цок. Он вскидывает голову. У лестницы, ведущей на второй этаж, сидит черная собака. Черное пятно, алый язык — кусок сырого мяса — и круглые желтые волчьи глаза. Собака поднимается, приподнимает верхнюю губу, за ней желтеют клыки.

Застыв, Хашвальт смотрит на нее. Страха нет, хотя должен быть, если учесть, что Хашвальт полностью лишился силы, и все же вопреки логике он не боится. За спиной с мягким щелчком захлопывается дверь, коридор наполняется странным звуком, низким гудением. Собака рычит. Делает шаг, другой, третий. Ближе и ближе. Можно разглядеть клыки и черные крапины в рыжих глазах. Еще шаг. Еще. Когти цокают по паркету — цок-цок-цок. Хашвальт замирает. Собака почти ложится на паркет. На долю секунду все стихает. А потом собака улыбается. Встряхнувшись, поднимается на лапы и просто уходит, ныряет под лестницу. Словно заколдованный, Хашвальт идет за ней. Под лестницей аккуратно сложены коробки, в них бумаги — столько всего надо бы выкинуть. Но собаки нет, и нет никакого намека, что она была.

А боль возвращается. Хашвальт трет пальцами виски, надо снять перчатки, пальто, разуться, но в голове стучит только одно: таблетки, таблетки. Может быть, виной тому болезнь, но Хашвальту кажется, что боль и собака связаны, что собака принесла ее с собой. «Я тебя излечу, я тебя убью». Это его метод, даровать и отнять.

Хашвальт хватается за перила лестницы, с трудом заставляет свое тело подняться. Три ступеньки, пять, десять. Таблетки в спальне, спальня на втором этаже.

«Выход есть!»

Хашвальт добирается до дверей своей комнаты, когда перед глазами все плывет, и тошнота заставляет его согнуться пополам. Его рвет желчью, он давно ничего не ел, а голод очень опасен при его диагнозе. Надо было позавтракать, тогда было бы чуточку легче. Но сейчас уже ничего не исправишь. Желудок все сокращается и сокращается, пытаясь сам себя вытолкнуть, Хашвальт едва не падает, и все же, когда спазмы прекращаются, головная боль отступает.

«Выход есть».

Хашвальт разгибается, осторожными шажками двигается к прикроватному столику. Там в блистере — синие кружки — таблетки. Добравшись наконец до цели, он опускается на кровать, выдвигает ящик ослабевшими пальцами, вытаскивает лекарство и, проглотив сладковатые пилюли, ложится на кровать как есть, в пальто и перчатках.

Постепенно мысли проясняются, все, что он видел и слышал, сегодня и во время других видений, выстраивается в стройные четкие ряды картин. Хашвальт заставляет себя вспомнить каждое, вспомнить свои записи, перечислить, пересчитать. Видений было много, десять? Пятнадцать? Поджигатель. Кличка Базз Би. Кто он такой? Парень лет двадцати, может меньше, с ирокезом и удивительной способностью создавать огонь. Вокруг него всполохи пламени, на нем — огнеупорные перчатки. Что предложит ему Бог, и что получит взамен? Что вынудит поджигателя согласиться? Ожоги первой степени? Он сразу примет кровь Бога, Хашвальт не питает иллюзий на его счет, такие как Базз Би считают, что никогда не проиграют.

Кто еще? Эс Нодт. Умирающий молодой человек, одержимый страхом. Он тоже примет подарок повелителя.

Человек в металлической маске.

Мужчина одних с Хашвальтом лет. Как его имя? Аскин? Что случится с ним? Пока он вполне благополучен, но беда, непоправимое несчастье уже в пути.

Есть и другие, их много.

И у всех у них Хашвальт должен будет отобрать силу. Вернуть детали в паззл, наполнить Бога, как сосуд. Отобрать жизнь, когда придет время. Все они будут втянуты в войну, которую когда-то уже проиграли.

Хашвальт открывает глаза. На миг ему кажется, что над ним снова смыкаются воды. Он едва успевает подавить вопль ужаса. Ладони тут же потеют, на лбу выступает испарина. Он стаскивает перчатки, садится, снимает пальто. У каждого есть болевые точки, думает, аккуратно укладывая пальто на колени. Но Хашвальт не уверен, что настолько боится смерти, чтобы отдать себя в рабство.

«Ты особенный, твой дар уникален».

Он давно не покупается на такие дешевые трюки, и еще он хочет умереть свободным.

«Есть кое-что, по-настоящему ужасное, Хашвальт».

Перчатки падают на пол, он смотрит на них, наклоняется подобрать. Черная мушка садится на руку, сбегает по пальцу.

Хашвальт выпрямляется. Решение рождается так легко, что он даже улыбается. Телефон врача есть в записной книжке. Конечно, надо просто позвонить и сказать, что согласен на лечение. Облегчить боль, оттянуть финал, выбрать день своей смерти, в конце концов, убить себя. Добровольно, по собственному желанию, а не по велению жестокого Бога. Закрыться от видений препаратами такой силы, что не останется даже намека на способности.

Нет ничего хуже, чем одалживаться. И Хашвальт не собирается одалживать силу на время, пока не проиграет. Или не провинится. Или что угодно. Когда ты не сам по себе, ты доверяешь себя чужой воле. А в отличие от Базз Би, Хашвальт знает, что в конце концов проигрывают все.

Он выпивает еще одну таблетку и идет вниз. Позвонить. Потому что он наконец понял все, что хотел. Настало время выбора.



На следующий день врач встречает его в стеклянно-металлическом кабинете, медленно снимает очки и улыбается. Кажется, он искренне рад, что Хашвальт согласился на терапию.

— У нас неплохие шансы, — говорит он. Хашвальт улыбается в ответ, что в последнее время удается ему с трудом. Он повторяет движение врача, снимает очки и крутит их в пальцах.

— Сколько я … — нужное слово теряется, несколько секунд в голове полная тишина, но потом получается как надо. — Проживу с терапией?

— На пару месяцев больше, это точно. Можно еще попытаться попасть в экспериментальную группу…

— Хорошо.

— Медсестра отведет вас в палату, мы сделаем…. — Хашвальт старается слушать, но внимание рассеивается, он смотрит в окно за спину доктора, в огромное панорамное окно, за которым открывается прекрасный вид на реку и собор, и видит психолога из участка номер шесть. Та подходит к стеклу, черные волосы развеваются вокруг бледного лица. Прижимается губами и выдыхает, оставляя дымный след. Потом аккуратно выводит пальцем: «Я слежу за тобой» и улыбается улыбкой его Бога. Врач продолжает говорить, слова текут мимо, остается только надпись на стекле, на роговице. Хашвальт вспоминает, что снял очки. Как он может видеть? Стоит ему об этом подумать, надпись исчезает, исчезает и женщина, остаются лишь размытые очертания рам, свет и тень, и силуэт врача. Хашвальт надевает очки.

— Да, я согласен.

«Он знает, что ты откажешься».

Хашвальт снова изображает улыбку и мысленно отвечает сам себе:

«Возможно. Но я попытаюсь. Чем он может поймать меня? Страхом смерти? Я не боюсь».

«Есть кое-что, чего ты боишься».

Хашвальт снова переводит взгляд с доктора на окна. За ними одна только вода, как будто это огромный аквариум. Вода давит, стекла вот-вот треснут. Комната наполнится водой.

«Нет, этого нет». Хашвальт заставляет себя переключиться на слова врача. Тот рассказывает ему про анализы, процедуры, про побочные эффекты терапии.

«Побочные эффекты. Они всегда есть, ты станешь сильным, но покорность и зависимость — своего рода побочные эффекты», — разъясняет спокойный голос в голове. Приходится встряхнуться, чтобы выбить его оттуда.

— Вы в порядке?

Хашвальт кивает.

— Да.

— Тогда пройдите за медсестрой, мы сделаем снимки.

Хашвальт поднимается со стула, хватает со стола перчатки. Ему хочется уйти подальше, чтобы больше не видеть воды за окнами. Потому что на самом деле ее там нет, вода — демонстрация только для него. Маленький привет от его Бога, напоминание о беспомощности, о детстве, о невозможности дождаться спасения. «Тогда ты не мог даже кричать. Никто не пришел на помощь. А я помогаю». Сейчас Хашвальт ненавидит свою способность, хотя и задушенную болезнью, ненавидит силу квинси, даже само это слово. Но она все еще есть, она лежит в его теле, как мертвец в пустой квартире. И Бог может ее оживить.

«Своей кровью».

— Нет!

Медсестра оборачивается.

— Вы что-то сказали?

Случайно пророненное слово разносится по гулкому коридору. Хашвальт поправляет очки и усилием воли заставляет себя посмотреть медсестре в глаза.

— Все в порядке, — говорит он. Медсестра еще раз оглядывает его, улыбается и отворачивается, идет дальше. Ее взгляд полон тепла, это тепло касается его и обжигает. Хашвальт давно отвык от таких взглядов, он похудел и не похож на себя прежнего. Когда-то он не был одинок, а потом его Бог отнял все. Взгляд медсестры и воспоминания, рожденные им, укрепляют в уверенности отказаться от дара. Пока они идут по коридору, мысли Хашвальта складываются в схему. Он представляет, что умирая, будет лежать в своей спальне, в собственной кровати, окруженный вещами, которые любил. Свободный.

В предбаннике ему выдают прозрачную рубашку и просят раздеться. Хашвальт выполняет требование, кое-как натягивает робу, завязывает ее сзади, шагает в бахилах на босу ногу к столу. Труба томографа белая и гладкая, Хашвальт осторожно укладывается так, чтобы голова оказалась внутри. Он не страдает клаустрофобией.

«Тут ведь нет воды».

— Не двигайтесь. Сейчас начнутся резкие звуки, это значит, что томограф работает….

Хашвальт помнит, он смотрит на белый пластик, или металл, или из чего делают эти трубы? Смотрит, стараясь очистить сознание, не думать ни о чем постороннем и не пускать в свою голову ничего постороннего. Тошнота подкатывает, но он душит ее, старается расслабить руку, в которую сестра сунула резиновую грушу.

«Нажмите, если почувствуете себя нехорошо», — так она сказала.

Начинает грохать томограф. Бум-бум-дзынь. Похоже на рейв. Бум-бум-дзынь. Как будто музыка играет, есть ритм, есть мелодия. Бум-бум-дзынь. Хашвальт не хочет закрывать глаза, но что-то как будто тянет его. Бум… А дальше он приходит в себя уже под водой. Опускается глубже, а над ним — белый круг солнца, там, над поверхностью. Тишина давит на уши, легкие раздуваются, но вдыхать нельзя. Вокруг покой, абсолютный покой, смертное одиночество и холодная вода, такая же холодная, как парализующий тело ужас. Вдыхать нельзя, но наступает момент, когда Хашвальт просто не может терпеть и делает вздох. И тогда его голова взрывается, и он видит Бога.

Они на арене, стоят с краю, Хашвальт и Бог.

«Ваше Величество».

Хашвальт не смотрит на него, хотя всем телом чувствует его жар. Согревающий, убирающий боль, ласкающий и возбуждающий так, как давно уже не было. Счастье — вот что чувствует Хашвальт, когда стоит рядом и смотрит на человека-пушечное ядро со звездой на шапке.

— Его зовут Маск. Он — один из моих детей. Наших детей.

Его Величество улыбается, Хашвальт может даже не смотреть на него, он просто чувствует его ликование.

— Посмотри внимательно и запомни. Ты с ним встретишься очень скоро, он последний из всех, кого я хотел показать тебе, чью искру жизни ты потом заберешь, если потребуется. У тебя есть то, чего не может никто другой.

— Что?

— Равновесие. А еще ты хорошо управляешься с трудными детьми, это твоя работа, —усмешка. — Поэтому ты должен пойти со мной.

Хашвальт поворачивается к нему. Нужна лишь секунда, чтобы вдохнуть поглубже и сказать:

— Нет. Не хочу, Ваше Величество.

Это тяжело, потому что все тело сопротивляется, согретое и размякшее. Оно привыкло жить без боли, оно не хочет ее возвращения.

Его Величество, Бог, ухмыляется, кладет ладонь Хашвальту на затылок, медленно гладит.

— Ты придешь ко мне.

— Нет, — отвечает Хашвальт и, вопреки неумолимой уверенности, что так и будет, отодвигается, вынуждая Бога убрать руку. Тот больше ничего не говорит, и внутри вспыхивает слабая надежда — может быть, он освободился?


Выныривая из видения, Хашвальт погружается в переполох. Вокруг бегают, суетятся, куда-то везут.

— Что случилось? — спрашивает он, садясь. К нему бросается та самая медсестра из онкологии.

— Вам стало плохо в томографе, у вас начались…

— Судороги, — заканчивает за нее Хашвальт. Снова. Он откидывается на подушку и закрывает глаза, чтобы не видеть ярких холодных ламп и капельниц. Палата интенсивной терапии напоминает ему зал бассейна, и от этого внутри все леденеет. Есть кое-что, чего ты боишься. Да, это чистая правда, он боится утонуть. Он уже тонул когда-то и знал наверняка, что когда погружаешься под воду, не можешь сопротивляться. Хашвальт ненавидит беспомощность и боится утонуть.

«Плыви!» — смеется отец. Нет, только не сейчас.

Скоро суматоха затихает, врач говорит, что Хашвальта проверят и отпустят, если все в порядке, и завтра они снова встретятся, чтобы поговорить о результатах и плане. Хашвальт кивает, приоткрывает глаза, ему хочется видеть, как врач уйдет и все оставят его в покое. Надо вставать и одеваться, он и без исследований знает, что с ним все хорошо. Не считая рака.

«Это видения. К тебе приходил Бог».

Хашвальт сжимает губы. Он получил свободу.

«Сомневаюсь».

Он садится на кровати. Матрац прогибается, ноги касаются холодного пола. Волосы лезут в глаза, и Хашвальт откидывает их за плечи. По телу проходит дрожь, как будто что-то щекочет руку. Хашвальт опускает глаза — по руке ползет черная муха. Перемещается черной точкой от локтя к запястью. Хашвальт смотрит на нее несколько секунд, потом стряхивает и продолжает одеваться. Он возвращается домой, он будет жить столько, сколько сможет, и умрет, когда захочет.


Ветер усиливается, рвет полы пальто, треплет волосы. Все сильнее пахнет морем, запах пробирается в ноздри и заставляет вспомнить воду, много воды, километры воды, тяжелой и соленой. Слишком сильно нажимая на кнопку, Хашвальт открывает машину. Скорее вернуться домой, это все, чего он хочет. В машине окна закрыты, включается климат контроль, и запаха моря больше нет. Можно расслабиться. Хашвальт медленно трогается, пристегнув ремень безопасности. Ремень заедает, как будто что-то мешает, но потом все получается, и Хашвальт выруливает с больничной стоянки на дорогу. Темное хмурое небо впереди темнеет еще больше, ветер воет за окнами, а в машине горит ровный теплый свет и играет музыка. Хашвальт особенно не вслушивается, он чувствует себя укутанным в кокон, который несется посреди черного ничто к светящейся точке — дому. Подумаешь, что там только воспоминания. Хашвальт любит своих мертвецов.

Мимо скользят деревья, плывут дома, погруженные в ранние сумерки пасмурного дня. Машин почти нет, ни пробок, ни заторов. Даже велосипедисты, и те встречаются редко. Из крепления ремня безопасности выныривает муха и принимается жужжать и метаться по стеклу. Хашвальт морщится — боль возвращается, и жужжание раздражает. Он смахивает муху со стекла, но тут выныривает вторая и третья. Хашвальт как раз выезжает на мост Сентралбрун. И там абсолютно никого, ни одной машины, как будто все вдруг вымерло. Только вдали желтыми глазами горят громады домов, а справа и слева лежит черное полотно реки. Хашвальт открывает окно. Чертовы мухи лезут под стекла очков, и хотя уже все окна открыты, и в салон рвется холод, мухи не улетают. Их все больше. Хашвальт прибавляет скорости, вдавливает в пол педаль газа. Он знает, что это нарушение скоростного режима, плевать. Пусть! Лишь бы освободиться. Мухи прибывают, наполняют жужжанием его кокон, разрывают изнутри. В их бесконечном монотонном пении один припев — я слежу за тобой.

Хашвальт сделал глупость. Признай, что ты обманулся. Он считал, что у него есть выбор. Когда скорость становится предельной, и Хашвальт почти теряет способность управлять машиной, перед ним словно ниоткуда появляется черная собака. Она улыбается, и Хашвальт выворачивает руль. Психолог из участка кладет руку ему на колено и откидывает за плечи черные волосы.

— Я всегда буду рядом, Юго.

Кажется, он кричит, но скорее всего нет. Он не из таких. Когда машина летит в воду, Хашвальт удивляется, что сломать ограждения получилось так легко. Вот единственная мысль, и она пульсирует в голове, когда машина погружается в реку. В черную воду, все глубже и глубже. Все окна открыты, и салон наполняется водой. Хашвальт пытается расстегнуть ремни, но они заедают, наверное, потому что в креплении мухи. Слишком много мух.

Воздух кончается, Хашвальт хочет сопротивляться, но не может.

«Тонущий никогда не пытается спастись, это закон».

«Плыви!» — отец стоит на берегу и смеется, пока он тонет. Тонет. «Плыви!» — ведь все учатся плавать именно так. Ласковые руки подхватывают его. Руки его Бога, который дает и отнимает.

Хашвальт задерживает дыхание, смотрит в мутную воду и не понимает, почему не видно света. Где же солнце? Где тишина?

— Вот она, — раздается тихий голос в ушах. Хашвальт поворачивает голову и видит рядом Его Величество. Бога. Яхве. Тот улыбается и протягивает ему чашу.

— Выпей, — говорит он, как будто вокруг нет воды, и только Хашвальт захлебывается неизвестно от чего. — Выпей, и все закончится. Ты думаешь, у тебя был выбор? Но его не было, я не спускал с тебя глаз.

Надо отказаться, надо сопротивляться. «Собака, мухи, женщина из участка, что еще». Это все Бог. Ужас, ледяной, как вода, делает Хашвальта слабым. Есть то, чего он боится слишком сильно. Того последнего вздоха, когда его голова разлетается на куски. Теперь не будет видения, не будет ничего. Хашвальт дергает ремень, из последних сил пытается выбраться.

Яхве смотрит на него, просто смотрит, сидит рядом и улыбается, протягивая бокал.

— Выпей, и все закончится.

Хашвальт в последней отчаянной попытке рвется наружу, и ничего не выходит. Ему придется вдохнуть, придется впустить воду в легкие, потому что иначе нельзя. Он уже не может думать, просто хватается за протянутую руку, дергается вперед. Бокал у его лица, но Хашвальт ничего не может поделать. Не важно, кто ты — квинси или человек. Твое тело хочет жить. И всегда найдется то, чего ты боишься больше всего на свете.


Когда Хашвальт снова открывает глаза, на языке у него привкус крови. Вокруг белые стены, вверху черное небо. Он чувствует теплые руки Яхве на своих руках, видит его лицо, так близко. Голова не болит, в теле плещется сила, он жив, здоров и навсегда не свободен. Выбора нет, выхода тоже.

— Ты не сумасшедший, — низкий густой голос ласкает слух, — ты особенный. Ты будешь моим верным слугой. Самым верным моим сыном, Хашвальт.

Хашвальт молчит долго, опускает глаза и смотрит на большие руки на белом одеяле.

— Да, — наконец отзывается он. Внутри все затягивает холодом, как будто вода, которой он наглотался, замерзает прямо в легких. Обратной дороги нет, друзей надо держать близко, а врагов еще ближе. Все к лучшему. Хашвальт еще может сопротивляться. Он поднимает глаза на Яхве и улыбается.

@темы: текст, Яхве, Юграм Хашвальт

---

[Доктор Айзен]

Kirge Opie Vollstandig by Beensprout on deviantART

As Nodt - Sternritter F by Beensprout on deviantART

@темы: арт, Эс Нодт, Килге Опи

---

[Ванденрейх]

Seriously by Hybris92 on deviantART

@темы: арт, Жизель Жевель

---

[Доктор Айзен]

Чудесные арты.

©

@темы: Яхве, арт, Базз-Би, Кэндис Кэтнипп, Грэмми Тумо, Менина МакЭллон

---

[Доктор Айзен]

Bleach 588 # GG # by SeireiART on deviantART

@темы: Жизель Жевель, колоринг

---

[Доктор Айзен]

Bleach 586 : Farewell by ilyesgnei on deviantART

Bleach 587 - Bazz B by KhalilXPirates on deviantART

@темы: Яхве, Исида Урю, арт, Базз-Би

---

[Доктор Айзен]

Too bad, those were some nice Eyebrows! by SKurasa on deviantART

@темы: Базз-Би, колоринг

---

[Доктор Айзен]

Квинси собаки

Грэмми

Пепе

Маск в фольштендинге

Джеймс

Кирге

Кирге в фольштендинге

BG-9

Джером Гизбатт

Береника Габриэль

Безымянный штернриттер стрелок

Братья Ллойды

Маск без фольштендинга

Базз Би

Бамбиетта

Исида Урю

Дрисколл Берчи

Цан Ду

Менина и Лильтотто

Жизель и Кэндис

Аскин

Яхве

Нанана

Хашвальт

Эс Нодт

@темы: Яхве, Исида Урю, арт, Пепе, Эс Нодт, Юграм Хашвальт, Ройд Ллойд, Бамбиетта Бастербайн, Базз-Би, Цанг Ду, Килге Опи, Аскин Накк Ле Вар, Маск де Маскулин, Лойд Ллойд, Кэндис Кэтнипп, Жизель Жевель, BG9, Грэмми Тумо, Лильтотто Лэмпард, Менина МакЭллон, НаНаНа Наджакуп

---

[Доктор Айзен]

Bleach 586 - Bazz B by belucEn on deviantART

@темы: Базз-Би, колоринг